Жил блаженнейший Виктор в городе Сересо, и его имя заключало в себе борьбу, постоянство и упорство.[353] Он настолько старался сохранить божественную веру, чтобы ни на сколько не отступить от нее и к тому же донести ее с собой, нетронутую и выдающуюся, до небес. И когда он благодаря вере и праведности был призван по благосклонному замыслу всемогущего Бога, он явился с даром самого божественного благочестия, страстно желая исполнить то, что предпослал небесным гласом Бог, Создатель и Творец мира: исповедающего Его и исповедает и Он перед Отцом Своим, а отвергающего Его отвергнет. «Пойдемте, – сказал он, – разрушим этот земной свет, который полон облаков и загорожен туманом, устремимся к той мгновенной смерти, через которую скорее можно прийти к вечной жизни. Откажемся от благ самой природы, чтобы обрести небесную награду с ее вечным сиянием. Ибо мы, те, кто принял веру и исповедание служения Богу, пойдем Его дорогой и путями, куда подобает. Ибо мы должны поклоняться и почитать единственного Бога, Того, Кто дал нам жизнь в мире и уготовал вечную обитель после смерти. Однако наш дух должен быть готов к любым мучениям, которые приготовил враг».
Чего же больше? Случилось так, что блаженнейшего мученика приказали подвергнуть наказанию за неугодные мысли. И когда его вели к желанной полагающейся ему награде и венцу, двое должностных лиц обернулись и встретились с ним, и один из них ясным голосом сказал: «О, что за нечестивца мы встретили!» Его товарищ ответил ему: «Ты называешь нечестивцем невиновного, или ложно осужденного, или точно блаженного». Тотчас блаженнейший Виктор сказал им так: «Ты достигнешь высот, а он поплатится головой. Однако скажите вашему наместнику, чтобы он приказал убить меня на кресте, и он тотчас излечится от подагры».
Когда они пришли к судье, он уже знал, что произошло, и приказал того проклятого, кто принялся оскорблять мученика, отвести в карцер для наказания, а того второго сделал декурионом, чтобы передать ему исполнение слов святого Виктора; и по его просьбе правитель провинции, которого из-за подагры в суд на носилках принесли юноши, приказал прибить его к кресту и действительно на своих ногах отправился в преторий.
Нельзя умолчать о храбрости мученика, достойной упоминания: когда славнейший Виктор висел на желанном кресте и с вытянутыми руками принял раны от гвоздей, и уже одна нога была прибита гвоздем, а в другую ногу вбивали гвоздь, и он погнулся, палач медлил в нерешительности, кто-то был в оцепенении, и Виктор тотчас сказал палачу: «Что? Ты думал, у тебя получается пытать меня, а я не чувствую никакого мучения и боли? Вынь этот гвоздь, который не смог двойным острием проткнуть кости». И он вырвал его с большим трудом и усилием, увидел, что он кривой, выпрямил и снова вбил в отверстие, которое пробил изначально.
День, когда блаженного Виктора повесили на кресте, был субботний, поэтому туда сбежалось бесконечное множество иудеев словно на зрелище. Когда в этой толпе один нечестивец, весьма свирепый, стал жестоко глумиться над висящим и помимо кощунственных насмешек взял еще и раздвоенную на конце тростинку и, поворачивая ее туда-сюда, пытался вырывать волосы на святой груди, ни боль, ни гнев не сподвигли его возразить на оскорбления, божественное наитие убедило и заставило его скорее сдержаться, чтобы были явлены небесные знамения о его участи.
Блаженный Виктор обратился к глумящемуся над ним иудею с такими словами: «Ты, – сказал он, – осквернивший и запятнавший субботу, которую, как ты утверждаешь, должен согласно своей религии соблюдать, ибо вопреки обычаю вышел за пределы городских стен, теперь знай, что обратно через те ворота, в которые ты вышел, чтобы оскорблять меня, тебе не будет позволено войти». И за этими его словами последовала смерть нечестивца. Внезапно он был поражен ударом, голос затих, язык свесился, глаза заволокло туманом и мраком, и твердых шагов ему хватило только на то, чтобы, уже лишаясь жизни, отвести мертвые члены и отнести собственный труп в назначенное место. Затем, когда этот несчастный приблизился к стенам и к самим воротам, он тотчас рухнул, и можно было предположить, что он умер не в тот час, а в час, назначенный святым. Когда его товарищи коснулись его, они не обнаружили никакого пульса в венах, тепла в членах, в самом теле не было никакого обыкновенного испарения от кончиков ногтей, исходящего из внутренностей, но он был охвачен холодным духом, члены охладели, как будто поистине на него снизошла не обычная смерть, а удар с неба в отмщение за праведнейшего мужа.