И без всякого промедления это исполнилось: на следующий день – во всём соблюдается соответствие имен! – иудей по имени Рувим[382] был избран Господом как перворожденный из всех. Он, священным возгласом радуя сердца всех, взмолился о том, чтобы быть освобожденным из оков иудейского суеверия. Став тотчас «первенцем Иакова», он получил знамение спасения и с того времени, примкнув к нашей стороне и разделяя наши замыслы, вместе с нами порицал упорную твердость всех иудеев.
Три дня, если не ошибаюсь, прошло, в которые мы держались молитв, a иудеи – неверия. После этого Феодор, окруженный множеством своих сторонников, пришел к бывшей синагоги, где были видны только уцелевшие стены, снесенные позднее иудеями, обратившимися в веру. Туда же собралось множество христиан вместе со мной. Феодор, смело ведя спор о законе, высмеивал и опровергал все доводы. Тогда христианский народ, видя, что человеческими словами его не одолеть, взмолился о помощи с небес. Все одновременно и громогласно воскликнули: «Феодор, поверь в Христа!» По чудесной милости снисходительного Господа, малое все еще требовалось, а большее Он уже дал. Но не удивительно чудо от Всемогущего, потому что Он Сам преобразил смысл этого крика в ушах иудеев. Он когда-то сделал так, что четверо прокаженных овладели лагерем сирийского царя, осаждавшего Самарию;[383] и через Гедеона привел в замешательство войска мадианитян и дал тремстам его воинам великую победу[384] без всякого усилия, внушив им страх, так что многочисленные враги были повергнуты, нанеся ранения друг другу. Так и теперь стоящие вокруг иудеи восприняли эти слова иначе, чем наши их произнесли: все решили, что сказано было: «Феодор поверил в Христа!» Полагая, что предводитель их неверия обратился в веру Христову, они задрожали и испугались, в то время как повода для страха не было. Их женщины бегали с растрепанными волосами и дикими воплями обвиняли Феодора, повторяя: «О Феодор, что ты сделал?» Мужчины разбежались, кто в рощи подальше и по горным ущельям, кто по переулкам города, желая найти укрытие. Сам Феодор в замешательстве и оцепенении видел, как в его народе исполняется речение: «Нечестивый бежит, когда никто не гонится за ним».[385] Но ведь гнался не «никто»! Их преследовал тот самый внушающий трепет Лев, который, как ранее открылось Феодору, в синагоге в пении монахов издал свой рык, испугавший противостоящих врагов. Феодор стоял на том самом месте, где ранее во сне он был напуган львом, и, хотя искал причину такого страха, не находил там ничего страшного, как боялся, и лишь слышал имя нашего Льва, и лишь видел монахов, поющих псалмы. Покинутый множеством своих людей и готовясь сам сбежать, он начал думать, куда бы ему пойти. Его, скованного ужасом, с побледневшим лицом и лишенного голоса, заметил тот самый благочестивый Рувим, быстро подошел к нему и, обратившись к дрожащему Феодору с приветливыми словами, стал убеждать его принять веру Христову, и, приводя ему свой пример того, как вера поддерживает против страха, открыл тому дом своей веры, куда он бежал от страха перед львом. Все же, чтобы наш рассказ был достоверным, и вы, ищущие не красноречия, а правды, слушали охотнее, я приведу слова самого Рувима, не пропустив ничего из его речи. Он говорил: «Чего ты боишься, господин Феодор? Если ты действительно хочешь жить спокойно, почетно и богато, поверь в Христа, как и я поверил. Вот ты стоишь, а я сижу с епископами. Если ты поверишь, ты будешь сидеть, а я перед тобой стоять». Глубоко обдумав эти слова, Феодор сказал нам: «Я сделаю то, что вы хотите. Примите мое обещание, но разрешите мне сначала обратиться к моему народу, чтобы я мог получить большую награду за свое обращение к вере, обратив и других». Это его обещание было принято с неизмеримым ликованием. Одни с нежностью бросились к нему и целовали его руки и шею, другие ласково обнимали его, третьи стремились пожать ему правую руку или завести с ним разговор. Феодор отправился к себе домой, хотя и обрадованный любезностью наших, но не без некоторой тревоги. Ибо хотя в дом Рувима он, благодаря своему обещанию вошел, однако теперь боялся, что еще не дошел до родственницы, которая через три дня прижала его к материнской груди и избавила от всякого смятения и страха. А мы отправились в церковь, по обыкновению, с гимнами, распевая: «Благословен Отец милосердия и Бог всякого утешения», Который дал нашей голове воду и глазам нашим источник слез, чтобы мы оплакали раненых нашего народа.