За ней с порога ощупью шагнул гигантский сноп цветущих роз на мужских ногах, обутых в промокшие сапоги; пара длинных рук с трудом обхватывала букет. "Чего расселась, кулёма!" - сердитым басом сказал ходячий розарий негритянке, а она только показала ему язык, яркий, как лучший из розовых бутонов.
Третьей, отталкивая человека-букета влево, вошла высокая сухощавая женщина в серо-голубом платье, без шляпки, и её тёмные волосы, забранные по примеру древних гречанок, расплетались под дождём. Декольтированную её грудь покрывала белая сорочка с вышитой на ней крупной красной буквой "А". Сложена незнакомка была прекрасно и казалась бы молодой, но на её лицо невозможно было глянуть без отвращения: на нём, белом, как скоблёная кость, только тонкие губы, оттянутые капризно и брезгливо углами вниз, багрово темнели, да вокруг глаз были намазаны уродливые чёрные пятна до самых бровей сверху и у нижних век на вершок. От воды этот безобразный грим весь потёк, и по известяным щекам женщины словно скатились из каждого глаза чёрные слёзы, оставившие длинные следы.
- Ужасно! - воскликнула она по-английски грудным, но сухим голосом, надтреснутым, утомлённым, - Куда я ни приеду - всюду дождь!
Затем она легонько толкнула ногой притихшую чернышку с насмешливым призывом:
- Встань, свободная гражданка штата Пенсильвания!
Девочка послушно вскочила, одёрнула на себе свой аляповатый наряд и стала, как солдат на посту. Страшная дама решительно прошла к столу, заметив меня, тоже поднявшегося и замершего, и быстро, громко, внятно отрапортовала:
- Я - Ада Лавлейс-Кинг. Мне нужен граф Максим де Трай.
- Миледи!... - жалобно промычал цветоносец.
- Джозеф! - подсекла его дама, - Вы не видите, что я разговариваю с этим джентльменом!?
- Вы, конечно, разговариваете, но джентльмен-то как в рот воды набрал. Ему, может, надо поразмыслить над вашим вопросом - вот вам и возможность выслушать своего старого слугу!
- Ну, что у вас?
- Смотрите сами! Куда мне девать этот веник!?
- Выбросьте вон.
- Вы сказали - де Трай? - переспросил я.
- Мэм, нехорошо: люди старались, тратились!... - возразил слуга.
- Вон! - повторила его страшная госпожа, - Я им не шансоньетка! - потом обратила ко мне свою маску фурии, - Простите, я вас не расслышала.
- Граф де Трай - это же герой повестей господина Бальзака!
- А я сюда явилась - не из ричардсоновых черновиков?
- Не знаю, право...
- Что вы видите перед собой? ... Книжный лист или живую особь?
- Ни то,... ни другое...
- Эй, сэр! - рявкнул на меня слуга, тряхнув своей ношей, - Извольте не умничать, а то как огребёте!...
- Да! - встала на его сторону негритянка и, оскалив, белые зубы, погрозила мне кулачком.
- Простите, господа, но я сам не успел и трёх часов тут прогостить, а до этого никогда не был в Париже... Хозяина этого дома зовут Максом. Может, он и есть тот, кого вы ищите, но он куда-то пропал...
- А кроме вас тут никого нет?
- Есть. ... Были.
- И тоже пропали!? Не дом, а бермудский треугольник! - вскрикивала дама, - Что же прикажете теперь делать? На улицу я больше не пойду! - она принялась нервно расхаживать взад-вперёд, как дикая кошка по клетке, - А долго ли ждать этого субъекта? Час? Два? Три? Четыре? Пять? Шесть? Семь? Восемь? Девять?... Джозеф! Бросьте, я сказала, эту гадость!
Розы посыпались из объятий слуги, он подбежал к хозяйке словно за чем-то очень важным, словно ей грозила опасность, а негритянка поспешно сооружала пирамиду из своих картонок.
- Если позволите,... - начал я, и все устремили взоры на меня, - Мне предоставлена очень хорошая, уютная комната. По-моему, там вы, сударыня, сможете отдохнуть и... привести себя в порядок.
- Я в порядке!! - крикнула, вытращив глаза, женщина, да так громко, что мне волосы раздуло, и тотчас прибавила сдержанно с зыбкой неестественной улыбкой, - Ну, хорошо, мы пойдём с вами.
Пока она это говорила, из обеих её ноздрей медленно потекла на губу густая тёмная кровь. Мои ноги и руки задрожали и перестали мне повиноваться.
- Чёрт! - прошептала истеричка, вытирая нос и рот, смазывая помаду с губ. Слуга уже поддерживал её за локоть, а служанка имела наготове какую-то склянку, но госпожа растолкала их, громко шмыгнула, откашлялась, вскинула свою медузью голову, театральным жестом приподняла подол, показывая так готовность идти.
Я отпер дверь в свой нумер, пропустил внутрь пришельцев и остался ждать в коридоре. Вскоре ко мне вышел Джозеф - рослый, хорошо выправленный, но уже немолодой, почти совершенно седой человек. Как у многих англичан, у него был длинный тонкий нос, плоские губы с отбегающими морщинками, густые брови и бакенбарды. Черты его лица казались в целом приятными, особенно когда он отходил от своей взбалмошной хозяйки, перед которой раболепствовал, впрочем, это было скорее похоже на преклонение отца перед единственной любимой дочерью.