Тут весь берег ухнул и ушёл под воду. Корабль дёрнуло вперёд - к воронке и вниз, но тотчас отпустило. Море стало чисто, подул попутный ветер.
Примостившись поближе к носу, чтоб не очень качало, Джеймс вытащил из-за пазухи рукописную книжку и раскрыл.
Луна сияла так, что читать было совсем не трудно.
"- Это чудо! Это грандиозно! - Советник светил мне улыбкой в лицо и, похоже, пытался вылепить из моей кисти пасхального зайца, - Я всем буду его хвалить и никому не дам в обиду. Признаться, я ещё не до конца проник во все хитросплетения смыслов, но тем лучше! А ведь я-то думал, что мне всё уже понятно в этом мире, что я сделал всё, что мог. Теперь знаю: мои лучшие творения впереди!
- Э, да что там! Вы вот ещё Шелли почитайте. Это уж точно прорыв с улётом...
- Шелли? А как это пишется? ...Так?... Это он или она?
- На ваше усмотрение.
Великий немец роняет перо; я не поднимаю во избежание пошлой символики, но пускаюсь в разъяснения, что такое Шелли, и остаюсь ещё на пару дней".
<p>
Эпилог второй</p>
Я посмотрел на моего Мефистофеля.
Он сидел на краю стола, копошась в какой-то книге. С виду ему от силы четверть века. Он смугл, егозлив, изнежен, злорадно смешлив - настоящий бесёнок. Сначала мне казался особенно кощунственным его юный вид, но потом я размыслил, что дух отрицания, укора и протеста не может выглядеть иначе - ведь и Гёте вывел беса в виде студента... На полу прямо под его качающейся ногой дремлет гигантский чёрный дог по кличке Штромиан или просто Ро. "Мне очень нравится это имя, - говорит хозяин, - но выговаривать его я не в состоянии".
Подаю ему лист, выжидаю несколько минут. Он каламбурит:
- Да, почить в Boze приятней, чем погибнуть аки Aubrey.
- Вы мной довольны?
- Вы делаете это для самого себя.
- Кажется, дело закончено.
- Ещё нет. Продолжайте.
- Но я уже не знаю, что...
- Вы - кто?
- Несчастный старик...
- Нет! Вы - писатель! Вот и пишите.
И я пишу - о том, как четырнадцать лет, скитаясь по всей Европе, заглядывая и на Балканы, и в урезанную Турцию, Альбин растила похищенного Дэниела. Научив его всему и безвозвратно растлив, она решила отвезти воспитанника к его родной матери, ради чего напросилась на борт яхты, принадлежащей некоему лорду, прозываемому иронически Летучим Шотландцем, ибо он дня не мог просидеть дома и, вернувшись из очередного плавания, пускался в новое, дальше прежнего, словно душа Одиссея в него переселилась. Влекли его к себе особенно архипелаги Индийского океана, а конечный причал ему обычно давала Австралия - материк, на который переправилась семья Эмили после гибели Стирфорта. Пишу о том, какой счастливой была встреча, как забылись все обиды и...
Тут надзиратель отнял у меня бумагу и сказал:
- Достаточно.
- Воля ваша. Я давно устал.
Он собирает рукопись в стопку, прячет в папку.
- Хм-хм, что же мне с вами дальше делать?...
- Расскажите наконец о себе и проявите хоть каплю уважения: я вам в деды гожусь!
- Если учесть, что я на каких-нибудь десять лет младше вашего отца...
- Что ещё за бред!?
- Соответственно, когда вы родились, мне уже было больше двадцати...
- Вы сумасшедший!
- И я уже тогда был обречён на бессмертие. Я был великим писателем, автором великой книги, но величие не достаётся дёшево.
- Вы,... - в моей голове замелькали романтические клише, - продали душу?...
- Я полюбил, да так, как просто грех любить!... Почти век мы были с ним вместе, но вот...
- С кем?
- С тем, с кем вы поднялись в Альпы и кого там предали! ......... Нас с ним не разлучило даже то, что вы зовёте смертью!......... Но рано или поздно существование любой души вступает в фазу коллапса. Жизнь есть, она сильна, но личности - нет... Всё, что мне было свято, сгинуло! Я больше никогда не увижу ни глаз, светивших моему перу, ни губ, выпивших мою невинность, ни рук, из которых я черпал, ни ног, которые я осыпал поцелуями!...
Я вжался в кресло. Это создание не могло с такой откровенностью и страстью, со слезами - лгать...
- Всё это исчезло навсегда, и Царство Правды стало для меня теперь таким же адом, как жалкий этот свет!
- Неужто... безвозвратно?...
- Ну,...... душа опять придёт сюда... Но в совсем другом человеке.
- В нём наверняка проявится если не всё, то очень многое из дорогого вам... Вам надо только подождать и не терять надежды... впрочем, с вашей школой... Но всё равно отчаяньем горю не поможешь...
- Моему - не поможешь ничем, и я сложил мои надежды, как жертву на алтарь; я отрёкся от радости, как схимник, и приготовился справлять мой долгий праздник скорби... Вдруг... в этом постыдном мире, недостойном даже своих язв,... раздался ваш сенильный вздор!!!....... Я сам творил порой такое, что не снилось Герострату и Иуде, но до святотатства вашей прозной лирики ещё никто не опускался!