- Добрая ночка, Пьетро! Возмечтал отделаться от меня? - медленно отпустил его, - Письмо лучше поври. Оно компрометирует полмира.
Он не склонил головы, не отвёл глаз, перекидывая из угла рта в другой неизменную спичку. Он умеет организовать эффектную паузу, придумывая какой-нибудь интересный ответ:
- ... Не раньше, чем удалимся настолько, чтоб ты не мог догнать своих французов вплавь.
Я улёгся на его койку переваривать этот волчий комплимент, между делом бросил:
- Франкессини мёртв.
- Наконец-то!
- Знаешь, кто его грохнул?...
- Кем бы ни был он, им должен был быть ты: ты был обесчещен...
- Пустяки. Мы дружили ещё в Кембридже.
- Я не о том!!! Тьфу!... Тьфу!... Чтоб я больше не слышал!... Я о клевете его...
- А кто ещё не успел меня оклеветать? Ты полистай новинки! Лорд Гленарван - просто ангел по сравнению с кровопийцей Ратвеном, а ведь это сделали люди, которые меня любили. Тут уж сам Бог велел мистеру Пикоку, которому я никто, забавы ради раскавычивать моего несчастного первенца - однако, в безупречно пуританском опусе. А что дальше будет! Ведь бедняга Лавлейс устарел, как Казанова...
- Я не буду даже пытаться сделать вид, что хочу понять, о чём ты. ...... Кто убил Франкессини?
- Тот парень, с которым ты меня видел. ... Знаешь, чем он мне похвастался? Личным знакомством со Всемогущим Творцом...
- Этим ты мог бы позабавить Ф.Р., да его уж нет с нами.
- Смылся осваивать Полинезию?
- Схвачен и казнён... Мы могли его вытащить, но он предпочёл потратить семь часов на отказ от исповеди и командовать собственным расстрелом...... Правда, что он тоже был твоим соотечественником?
- Не знаю. Он предпочитал демонстрировать латиноамериканские корни.
- Есть мнение, что нас продал он.
- Я рад, что ты больше не подозреваешь меня.
- Лучше, чем когда-либо я вижу твою вину! ... Кардинал М. скончался после того, как пытался спасти душу Р... Наш лучший человек из Ватикана!... Я был у его одра. Странно... Он вспоминал тебя - жалел, что ты отказался у него креститься - и тут же говорил о Боге-Отце, о Его страданиях, когда Он взирал на Голгофу...
- Вот видишь! Грядёт обновление религии... За это надо выпить.
- В поэмах твоих люди не пьянствуют.
- Зато в твоих бы только тем и занимались...
Он словно не слышал уже ни меня, ни себя самого, мечась по каюте и восклицая:
- Англичане! Кто вас только выдумал!?...
- Пьетро.
- Что!?
- Ты знаешь, я весь твой и отдам жизнь за что полагается... Вот только есть один человечек, которого мне нужно непременно срочно навестить.
- Кто этот несчастный!?
- Да Шелли... Он снится мне страшно. С ним что-то стряслось.
- Ох! Когда же мы делом займёмся?
- Нам это по пути.
- Давай, давай пообещай, что встретившись с этим... Челли, не пропадёшь ещё на полгода! Я понимаю, тебе всё равно, где давать шороху, но я - я не могу так!...
- Нам по пути, - повторил злостный манипулятор, - Всего один день, - и уснул.
<p>
Хэрриэт</p>
<p>
Имею против тебя, что ты</p>
<p>
оставил первую любовь твою</p>
<p>
Откровение</p>
Меня перенесло на швейцарскую виллу, неузнаваемую, превратившуюся в руину, словно её обстреливали из сорока пушек, изнутри всю затканную паутиной. Через выбитые окна заплывал серый туман. Темнота валялась под ногами кучей жухлых листьев.
Сердце было мне компасом, и вскоре я нашёл Перси. Он лежал на постели, оплетённый тенётами, бледный, как гриб, и прижимал к губам дрожащий палец.
В такое его обычно превращали приступы невралгии. Порой они настолько изнуряли его, что он начинал молиться, жалко, униженно и в то же время словно делая одолжение, а заметив нас, тотчас выгонял.
Он мечтал, требовал, делал всё возможное, чтоб его окружали безбожники, но чем звонче и выше были его аргументы, тем крепче становилась в нас вера. Мы расходились по разным комнатам и падали ниц лицом к востоку. Мэри колола себе руки швейной иглой, я - прижигал окурком. В конце концов Мироправители принимали наши жертвы, и Перси засыпал.
Никогда не забуду дня, когда мы с Мэри обнаружили, что, не сговариваясь, делаем примерно одно и то же в эти тяжкие часы. Она позволила мне лизать её ранки, её слёзы, говорила, что мне, наверное, куда больней. Я отвечал, что мою боль легко унять стаканом бренди, крестил вино, угощал сообщницу, вспоминая о тех типах, что плели терновый венец - вот, наверное, намучились...
Теперь я не знал, что делать. Молчать?... Этого от меня требуют в каждом втором сне...