<p>
***</p>
Наконец я получил возможность лицезреть лорда Байрона, что-то вкушающим, и то это выглядело странно. Он попросил у хозяйки свежего, так называемого парного молока, отошёл ото всех, приложил край стакана к губам и замер, а через пять минут вернул пустой сосуд, хотя я не видел, чтоб он наклонял его вверх, как всякий пьющий.
Полдня мы бродили по весьма банальной равнине.
- Этакое Уотерлу и под Ноттингемом имеется, - вполголоса констатировала челядь.
Один только предводитель имел такое выражение, словно видит груды костей и реку крови, впрочем, у него оно бывало и глядя в окно на базарную площадь. Он бормотал, как сивилла Кассандра, о том, что за ужасы творились тут. Мне хотелось спросить, что он подмешал себе в молоко. Исчерпавшись, он отстранился, отвернулся и неподвижно встал на одном месте на полчаса. Слуги издали взирали на него, как бездомные ребята на рождественскую ёлку. Я снова вынужден приводить их идиотские речи:
- Надо же! Стоит - и ведь думает себе чего-то! Одно слово - великий человек!... Вот ты, Гарри, о чём-нибудь думаешь, когда ничего не делаешь?
- Бывает. Да я сейчас всё больше читаю. Намедни вот Бекфорда начал. Ничего. Интересно.
- А я вчерась рифму придумал к слову кожа.
- Какую? Рожа?
- Не. Тоже.
- А ещё можно Боже и ложе.
- Похоже.
- В прихожей!
- Дороже!
- Кого же!
- Чего же!
- Уройся, плагиатчк!...
- Может,... - начал я.
- Годится! Молодец, док!
- Может окликнуть его?
- Ни в коем случае! Морожу!
- До дрожи!
- Вожжи!
Я не вытерпел и подбежал к Байрону. Он не замечал меня, устремляя в пространство взгляд, полный гордого презрения. Вдруг с его уст сорвались такие слова:
- Веллингтон! .......... И что она в нём нашла?
Моё терпение лопнуло. Я схватил этого лжеромантика за плечо и резко повернул к себе. В первую минуту изумления он глянул куда-то выше себя, словно потревожить его мог посметь только ангел, потом ошеломлённо смерил глазами меня.
- Что случилось, Уилл?
- Чем вы тут занимаетесь? Размышляете о крушении прекраснейшей из человеческих судеб или вспоминаете свои шашни!? Зачем вы здесь!? Пошли бы в гости к барону С., наставили ему рога, соблазнили его дочь, переспали бы со всеми его служанками, объяснились в пламенной любви его бабушке! Вы вообще о чём-нибудь, кроме женщин, думаете!? Ваши дармоеды развлекаются игрой в буриме! Я за время нашего знакомства написал полторы поэмы! А вы когда последний раз подарили миру хоть строчку!? Кто из нас здесь Байрон?!!!
Его лицо стало пепельным, глаза потемнели. Он снова поднял голову и без всякой интонации проговорил:
- Какая скверная погода.
За моей спиной затрещали изготавливаемые ружья. Я оледенел от ужаса! Неужели меня сейчас расстреляют!?
- Милорд, - прозвучал голос Джо, - извольте показать свои руки, ничего в них не брать и отойти на три шага назад.
Оказывается, мои телохранители вспомнили о своих обязанностях. Но и строгость их, и повиновение Байрона - очередной фарс в этом цирке кошмаров! Куда же я попал!? Чем я восхищался!? Где он, мой идол!? Вместо него я вижу какого-то долговязого нескладно-инфантильного позёра! Какой жестокий обман!
- Прочь! - крикнул я и стремглав помчался в неизвестном направлении.
<p>
***</p>
Я бежал по рыхлой чёрной пашне, пока не наступил на что-то округлое и не поскользнулся. Липкая земля проникла мне в сапоги, в рукава и даже за шиворот, пристала к увлажнённому слезами лицу. Я был жалок и готов провалиться пропадом. Бессильный свой гнев обратил я на камень, виновный в моём падении, - пнул его; а он, катнувшись, оказался человеческим черепом.
<p>
***</p>
Меня нашёл Сетанта - лопоухий пёс. За ним подошли и британцы, принялись уговаривать возвращаться с ними, уверяли, что его светлость ничуть не сердится. Сам он тем временем раздобыл где-то лошака для меня, что оказалось очень кстати: я подвернул ступню.
На обратном пути его беспросветлость с высоты своего седла рассказывал наёмникам о греческих дьяволицах Форкиадах и теперешнем положении Бонапарта. Ретивый парень предложили взять хороший корабль, доплыть до Святой Елены и освободить бывшего императора, "или хотя бы просто проведать" - добавил умеренный старик. Идея развеселила милорда. Он пустился вскачь и затянул какую-то безумную песню, если только это мул не взбесился от его вопля.
<p>
***</p>
Постель приняла меня в верхнем платье и сапогах, скорчившись, я прикорнул и отдался каменному сну, опустошённый усталостью и стыдом. Мне грезился горизонт, заросший голыми кустарниками; они перевёрнуты, они словно в инее, они сверкают на всё грозно-лиловое небо, они неподвижны. Хотелось подойти к ним вплотную, коснуться; я пытался, но моё тело оцепенело, ноги словно увязли в трясине...