- Это называется "подарки"?
- А что вам нужно? Чек на миллион гульденов и сотню невольников-гермафродиотов?
- Мне показалось, или она действительно назвала меня гордецом?
- Боюсь, вы не ошиблись
- Уму не постижимо! Мне жалуют грошовую книжонку с помусоленным огрызком - и я - гордец!? Я кого-то просил о подобной чести? Не припомню!
- Ну, давайте догоним её и засунем это барахло ей за шиворот.
- Я не к тому. ... Кхи-от-тъ. ........... Говорят, его повесть, вызвала эпидемию самоубийств от Лайсбона до Уоренборга...
- Есть чему поучиться.
- Да подите вы... к Шелли...
- Как раз собирался, - ухмыльнулся я, стаскивая золочёное пёрышко.
Моему оппоненту предстоит ещё одна ночь страданий. Мэри останется с ним, а Джордж - со мной. И записки мои я продолжу, держа в пальцах вожделенный для всякого писателя трофей. А гётев автограф я выдрал и сожрал, как каннибал! "Будьте бдительны" - нацарапал старик по-гречески. Ишь, провидец!
<p>
***</p>
Читатель, наверное, задаётся вопросом, откуда я узнал адрес Гёте. О, мне дала его особа почти столь же известная - госпожа де Сталь. Она тоже хотела сойтись с моим неукротимым лордом. Он и с ней пытался быть вежливым, а получалось всё хуже, чем если бы он просто наорал на неё и вытолкал за дверь. После трёх сеансов он стал ей просто омерзителен. Знаете, чем он попытался произвести впечатление? Альтернативным языком цветов, вошедшим в историю под названием Албанской флористической геральдики. Привожу фрагменты:
Аквилегия - смерть от воды.
Кислица - врождённая лейкемия.
Незабудка - не жди прощения.
Колокольчик - не спрашивай, по ком звонит колокол.
Фиалка - девственником и помрёшь.
Роза - дай закурить.
Барвинок - а выпить не найдётся?
Чистотел - христопродавец!
Нарцисс - дешёвая рабочая сила.
Сирень - долго я буду любоваться этим бардаком?
Вереск - ты даже на заборе пишешь плохо.
Сивец - хватит врать.
Астра - здесь слишком людно.
Кровохлёбка - без комментариев.
Эдельвейс - краше только в гроб кладут.
Очиток - думай, что говоришь.
Примула - прежде батьки в пекло не лезь.
Повилика - кончились патроны.
Настурция - позорное поражение.
Купена - виселица.
Ландыш - детская виселица.
Со мной же почтенная дама сохранила самые лестные отношения до самой смерти.
<p>
***</p>
Со мной ладила даже чудовищная Хантиха, считавшая своего супруга единственным умеющим держать перо, а остальных (в том числе Байрона и Шелли) - фиглярами и самозванцами. О моей внедрённости в литературный мир она не знала. Для неё я был симпатичным деликатным медиком.
Она пасла парочку неугомонных малышей. Потом их стало больше.
У меня же родилась новая диверсия.
Убедившись, что Мэри слишком привязана к своему полудохлому баронету, чтоб променять его на разбитного лорда с разбитым сердцем, я принялся поощрять последнего на борьбу за эту благородную женщину сами знаете, с кем.
- Мне кажется, - говорил я, - мистер Шелли не сможет быть хорошим супругом. Он слишком любит уединение, тишину и ласку, а семья ничего такого не сулит. Взгляните, в каком бедламе обитает наш, то есть ваш друг Хант! Друге дело - вы. Вы, по-моему, были бы не только примерным мужем...
- Вы хотели сказать "приблизительным"?
- Я хотел сказать "безупречным" - мужем... и прекрасным отцом.
Байрон смотрит мне в рот, как волк - на луну, потом сосредоточенно озирает пол под ногами... Я знаю, какую рану бережу...
- Вы вообще ладите с детьми - я это сразу заметил.
- К чему этот разговор?
- Давайте пригласим сегодня их всех к нам на вечер.
- Нет. Не хочу... Не сегодня... Впрочем,... пусть.
Когда Шелли с сёстрами брякнули рындой на крыльце, хантыши уже носились по вилле с пистолетами. Мои предположения сбылись: увидав детей, наш романтик спал с лица и отпрянул к выходу. Мэри тянула суженого за руку к гостям, а он нащупывал дверную ручку.
Зря я подошёл полюбоваться мизансценой. Увязавшийся за мной Джордж совершил очередное чудо - приобнял труса и быстро заговорил ему на ухо: "Перси, всё в порядке. Они втрое тебя меньше и слабее. Они будут смотреть на тебя, задрав головы, и говорить тебе "сэр". Затем он подозвал ребят, велел им поздороваться с мистером Шелли и проводить его к столу.
Так сорвался мой план. Под конец ужина бывший детофоб уже улыбался проделкам юных Хантов и с благодарностью поглядывал на хозяина, а, прощаясь, тихо спросил его: