<p>
Собрав товарищей ватагу,</p>
<p>
Вломись туда... Что? Ты не хочешь?</p>
<p>
</p>
<p>
Пастух</p>
<p>
</p>
<p>
Изыйди, нечисть! Скройся с глаз!</p>
<p>
Зачем я только тебя спас!?</p>
Расцеловав себе руки, я подсунул лист в общую кипу и пустился в пляс по кабинету.
А он вот этого не сможет!
<p>
***</p>
На следующий вечер состоялась презентация. Всем нравилось. Женщины глотали слёзы. Перси - проливал. Я изображал что-то вроде потрясённости, хотя знал весь текст наизусть. Но вот чтец запнулся. Вовсе прерваться на самом интересном месте он не посмел, стал озвучивать моё вкрапление, и не без удовольствия!
Через час, когда все разойдутся, я приласкаюсь к нему и скажу, что это просто шутка, что поэма прекрасна, а я - счастливейший из смертных. Он ответит: "Конечно, иначе бы первый акт тоже был вашим".
Вдруг поднимается Шелли, подходит к Джорджу, нагло отгибает лист в его руке, смотрит в них, на него. Он умолкает, не закончив фрагмента.
- Перси?
- Откуда тут рифмы?
- Хм... Почему бы нет?
- Ты прочитал нам десять страниц надрывного белого стиха, а на одиннадцатом начинается какой-то... раёшник!
- Что тебе не нравится?
- Твоя... неразборчивость! Кого ты к себе подпускаешь!? Бездарных прихлебателей, не умеющих даже льстить, делящих твои ризы прямо на тебе!...
- Кого ты имеешь в виду?
- Его!
Трясущийся бескровный палец тянется в мою сторону.
- При чём тут мой доктор?
- Он тебе не доктор!!! - вопит негодяй, - Он - твой грабитель! Он высасывает из тебя душу! Видишь? Он уже давно завладел твоей правой рукой! На очереди твой разум!
Я пускаюсь на крайность, простираю руки к милорду:
- Ваше святотатство! Чего оне от мене, убогого, хочут!? Скажите уж йим, что мы люди тёмнеи, гамматикоми не владеим и поэмов отродясь не писывали!
- Презренный шут!
- Остыньте, Перси.
- Никогда! Выбирайте сейчас же: я - или эта тварь!
Молчание. Кажется, гаснет свет. Я вытягиваюсь во весь рост.
- Тебе, - говорю ненавистнику, - не страшно выдвигать такие ультиматумы? Неужто можешь ты назвать хотя б одно своё передо мною преимущество? В твоё лицо синюшное нельзя взглянуть без тошноты. Плоды мышленья твоего безбожного - литьё в пустое из порожнего. Поёшь о море - а утонешь в луже. Кому ты нужен!... Да даже то, что прозвучало тут, не ты, а я придумал - шут!
С этим монологом я обошёл вокруг стола и остановился прямо напротив Байрона, как бы подменяя его собой перед обомлевшими людишками. Они должны были видеть теперь двухголового демона, достойного кисти Блейка.
- Чудовище! - шипит, хватая под руку своего дружка, Мэри, - Ты умрёшь!
- Не раньше тебя, ведьма!...
Не докричав, я вдруг словно вспыхиваю с затылка, моя голова превращается в факел, горящий долю секунды, затем - темнота.
<p>
***</p>
"Она с тобой рядом. Она не ушла. Она по-прежнему твоя. Она велит тебе: "Живи!".
Эти шёпотные заклинания вьются вокруг меня и пробуждают от беспамятства.
Ночь. Далёкие зарницы над горами. Огромному Ориону подмигивает с глади озера его двойник.
У меня есть лишь мгновение, чтоб всё это увидеть. В следующем я срываюсь на подушку.
Зарницы неспешны. Мягкий свет наплывает на потолок и ускользает, не пугая глаз.
Если б эта ночь осталась навсегда! Если б исчезла вся суша!
Как прекрасен был мир во дни Потопа! Лазурный мир без теней. Когда же уходило солнце, и луна была мертва, земля становилась безвидна. Ничто не отделяло воду от воды, небо от неба. Тогда мы не знали зла. Мы не виновны. Они породили сами себя - драконы дна, рвущие друг другу горла. Их кровь превращалась в ил, кости - в камни, а они всё ели и ели друг друга. Теперь даже небо бывает как кровь. Если только не идёт дождь - наша последняя радость.
<p>
***</p>
Не странно ли, что ещё похож на человека и веду себя, как человек? Мне душно, мне омерзительно это, но я одержим человеческим духом.
<p>
***</p>
Я шарю по этому телу, выискивая новые метки. Он мерещатся мне всюду. Я спрашиваю слуг, не замечали ли они таких на себе. - Не замечали. Тупицы!