- К величайшему сожалению, у меня свободен только один номер. Если вам будет угодно разделить его, извольте. Ужин ждёт вас там.
Белая рука хищной птицей взлетела и закогтила ключ. В тот же миг мне в лицо сверкнули яркие иззелена тёмно-серые глаза.
- Согласен. А вы? - отрывисто спросил меня мой удивительный сосед.
- Да. С радостью...
- Пошли.
Мы покинули зал через левую из дверей, поднялись по тёмной лестнице, такой узкой, что приходилось обернуться плечом вперёд.
<p>
III</p>
Комната, предоставленная нам, выходила окнами на запад, и я залюбовался горами, убелёнными приближающимся утром, на фоне густо-синего неба; через час льды станут перламутрово-розовыми, в ущелья упадут лиловые и сиреневые тени, а синя мгла всё будет стоять за спинами озарённых вершин и звёзды над ними покажутся крупней и лучистей.
Однако на двоих у нас была только одна кровать, и незнакомец уже лежал на ней, разувшись и протирая босые ноги льняным клочком, смоченным в дорогом одеколоне. На столе подле кровати стоял высокий бокал наполовину заполненный зелёным, наполовину белым. Закончив туалет ступней, мой случайный товарищ отпил из него, заел каким-то пряником и вытянулся на постели.
- Ну, - жуя, обратился он ко мне, - кто вы?
- Русский. Дворянин. Студент, - проговорил я.
- Как вас зовут?
Я назвал свою фамилию.
- Нет. Я люблю называть людей их крестными именами.
- Если вы англичанин, можете звать меня Джоном.
- Полно! Какой из вас Джон! - усмехнулся он, делая какой-то неопределённый жест, - Айвен - вот как я буду вас звать.
- Что ж... В этом есть что-то вальтер-скоттвоское... Воля ваша... А ваше имя?
- Альбин.
- Хм,... тоже... романтично,... странно... Я никогда не слышал, чтоб кого-то так звали...
- Так звали одного из ближайших сподвижников Карла Великого, знатока латыни и поэта. Он писал под псевдонимом. Знаете, каким? Гораций Флакк. Занятно, верно? Поди разберись теперь... Он основал целую академию поэтов, и каждый писал от какого-то чужого славного имени.
- Зачем?
- Так. Они играли в поэзию, как дети играют в героев.
- А вы - тоже поэт?
- Да.
- И под каким именем пишете вы?
- Я не пишу.
- Тогда как вы можете называть себя поэтом?
Альбин снова глянул на меня в упор, снова усмехнулся.
- Вот вы назвали себя дворянином. Вы при оружии?
- Нет.
- Почему?
- Я плоховато им владею.
- Ваш государь знает, где вы находитесь и зачем вы тут?
- Едва ли.
- Когда вы последний раз видели свою кровь?
- Не помню.
- Так вот вам мой ответ: в мире, где дворянин - рыцарь - ходит без оружия, боится кровопролития, бегает от своего сюзерена, поэт может не прикасаться к перу.
- Но, послушайте, ведь объективная ценность всего, что вы назвали...
- А велика ли объективная ценность подогнанных друг под дружку слов, составленных в рассказец или рассужденьице!?
Не дожидаясь моего ответа, недобрый собеседник вгрызся в свою коврижку и запил её зелёно-белым зельем.
- Что это в вашем бокале?
- Абсент со сливками. Хотите попробовать?
- Нет. Спасибо.
- Вы на меня не дуйтесь. Я привык говорить прямо. По возможности.
- Привыкли!... Но вы так молоды! Мне кажется, ваших щёк ещё не касалась бритва.
- Боюсь, она их никогда не коснётся, - лукаво щурясь, отвечало странное создание.
- Так вы!?....
- Я не мужчина, - прозвучало уже грустно.
И как я не заметил необычного сложения фигуры! И эта нежная кожа, и губы...
- Но что же принудило вас к этому маскараду? Зачем вы переоделись юношей?
- Кто переоделся? Я всю жизнь так хожу. Парнем я кажусь молоденьким и симпатичным, но на самом деле мне уже за двадцать. И красоты - той, женской - нет у меня...
- Ваш воспитатель, верно, был большой чудак!
- Ещё какой!
- Вы... имеете какое-то особое отношение к этому заведению?
- Я его совладелец. Но хозяин не платит мне...