Далёкие часы пробили два по полуночи.
- Ура! - воскликнул Гёте, - Эти фрагменты совершенно идентичны! Поздравляю!
- С чем? С тем, что я - это я!? Об этом нужно соболезновать! Не приближайтесь ко мне с вашей радостью!
- Успокойтесь!
- Щш! Для этой ситуации я спокоен, как болотная кочка!
- Не желаете что-нибудь выпить?
- Крови ваших внуков!
- Зелёного или чёрного чаю?
- Синего!
- То есть по рюмочке?
- У вас хороший английский
- Это у вас не такой уж плохой немецкий".
<p>
V</p>
- Интересно?
Я чуть не полетел со стула. Альбин стояла передо мной в тонкой сорочке, распустив волосы. Её лицо посвежело от сна, глаза блестели.
- Что это такое? - пробормотал я, поднимая книжку.
- А то вы сами не догадались!
- Откуда это у вас?!
- От отца.
- Но вы же говорили, что он был чужд... этого писателя.
- Я сказал: он его не любил.
- ... Он приходился ему каким-то родственником?
- Боже мой, Айвен! - девушка села на край постели, посмотрела мне прямо в глаза с комической жалостью, - Он приходился ему собственной персоной!
С минуту я совсем ничего не понимал, потом понял всё - и только ахнул. Молодая леди рассмеялась надо мной, загладила кудри, собрала их хрустальными бусиками. На её полураскрытой груди золотисто сверкнул медальон. Я потряс головой и выдохнул:
- Как вы прекрасны! Верно, сама фея Альп - ваша мать!
- Не говорите чепухи.
- Можно я буду называть вас Альбиной? Так женственней...
- Мне всё равно.
- Позвольте наконец быть вашим слугой...
- Мне нечем вам платить.
- Один ваш взор обогащает меня,... а слова ваши - величайшее сокровище, оправдание....
Девушка нахмурилась и ответила строго:
- Неужели последние три года вас ничему толковому не научили? За всю свою жизнь сами знаете, кто - никому - никогда - не предлагал себя в рабство. Особенно постыдным он считал зависимость от женщины.
- Я не верю, что он презирал прекрасный пол.
- Он презирал тиранию, а женщин считал её главным оплотом, поскольку они либо провоцируют, либо практикуют её.
- Ну, а встреть он женщину равно прекрасную и мудрую, одухотворённую и великодушную?...
- Однажды с ним и такое случилось.
- И как он поступил?
- Как порядочный человек, - раздражённо отвечала наследница гения с жестом, словно требующим прекращения разговора.
- Простите, я слишком назойлив...
- Пойдёмте завтракать.
- Я бы предпочёл...
- Чего застряли?
- Дочитать о встрече двух поэтов. Неужели это не вымысел!?
- Не знаю.
- Так вы не возражаете?
- Ничуть. Читайте на здоровье.
Я снова бросил взгляд на кружево рукописи.
"Рассвет разодрал мне веки, по виску прогромыхало уличное колесо. Я приподнял голову с мягкой тапки с заправленным в неё носком.
- Кстати, Джордж, - старательно вывёл над моим ухом неугомонный старик, - что значит "упёртый перечник"?
- Это... как бы вам объяснить.... Это такой человек,... который составляет перечни...
- Списки, каталоги?
- Да. Пока не упрётся.
- Полные, исчерпывающие списки?
- Точно.
Гёте удовлетворённо закивал. Он успел нарядиться, даже цветок в петлицу засадил.
- Очень хорошо. Я вынужден вас покинуть часов на пять. Мои домашние осведомлены на ваш счёт. Пользуйтесь всем, что вам понадобится, библиотека в вашем полном распоряжении. Я также пригласил для вас портного - он прибудет через полтора часа, а цирюльник уже ждёт...
- Спасибо, но я привык сам приводить порядок свою голову, а одежду заказал ещё вчера и велел притащить к вам домой к полудню.
- Замечательная предусмотрительность! Мы с вами непременно сходим куда-нибудь вечером.
- До вечера надо дожить.
С висков Советника приподнялись сединки. Он пригладил их, вежливо поклонился мне со знакомой снисходительной улыбкой и удалился.
Поскольку в своём одиночестве я только и делал, что висел неугасимой лампадой перед портретом Шиллера, ко второй половине дня вид у меня был подвыгоревший, и Гёте уже не заикался ни о каких выходах в свет, я же, не отрывая глаз от прелестной картинки, пропел, что завидую другу такого красавца. Старик долго переваривал, потом спросил: "Вы любите цветы?".