- Господи! А это ещё кто? Она жива?
Альбин приникла ухом к её груди и покачала головой. Джеймс поднял с пола раскрытую книгу.
- По-моему, это Библия. На латыни. Я не очень разбираюсь... Тут отметка.
Всезнающая мисс Байрон приняла из рук нового друга книгу и тотчас опознала книгу Судей, главу об Иеффае и его дочери, отмечены же чёрным по полям были слова: "взойду на горы и оплачу девство моё"; Альбин нашла под кроватью опустошённый тюбик снотворного.
- Ясно. Самоубийца.
- Ужасно! Такая молодая!
- Она ещё не умерла, но вот-вот отойдёт.
- Что мы можем сделать!?
- Нужно её расшевелить.
- Но как?
- Есть один старый проверенный способ, - Альбин стянула с несчастный одеяло, - Милашка, верно? ... Кто начнёт?
Меня затошнило от злости на эту распутницу. Уверен, что Джеймс разделял мои чувства. Но оба мы, желая уйти, не могли оторвать ступней от пола, а глаз - от умирающей красавицы.
Новой неожиданностью стал какой-то странный тонкий протяжный скрип, прерывающийся и возобновляющийся ещё громче. Джеймс ахнул и выскочил из комнаты. Я - за ним. Мы прибежали в нумер с противоположного края коридора. Англичанин схватил свой рюкзак и вытащил оттуда плачущего младенца, неумело обмотанного каким-то тряпками. В воздухе сразу крепко запахло простоквашей. Джеймс распеленал дитя, кое-как обтёр его, шёпотом бранясь и корча гримасы, потом вышвырнул тряпки за окно, а младенец - мальчик - не унимался. Выглядел он болезненно, всё его тельце было измято. Джеймс сидел на кровати, косясь на него с выражением беспомощной жалости. Непохож был этот голосок на тот, что я слышал в бедной хижине. Прежде я думал, что так стонать и хрипеть могут только старики на смертном одре...
- Чей это ребёнок?
- Мой.
- Ваш сын?
- Да... Бедняга...
- Умоляю, расскажите!...
- Да оставьте меня в покое! - злобно прокричал молодой отец.
Оскорблённой, я направился к входу, но был окликнут:
- Сударь, эй, не сердитесь на меня. Я не плохой человек. У меня просто характер скверный.
- По-моему, одно предполагает другое.
- Не будем сейчас философствовать. Я не умею обращаться с детьми. Я боюсь, что он умрёт. У меня ничего больше не осталось....... Вы умеете доить козу?
- Нет. А где вы её взяли?
- Чёрт!!! - взбесился Джеймс, - Что вам за дело до того, где кто что взял!? Вы кто? Немец? Поляк?
- Русский.
- Ба! Ну, тогда постараюсь не обращать внимания на ваши закидоны. Как вас зовут?
- Джон, - отрекомендовался я исключительно назло Альбин.
- Джеймс.
- Я слышал.
- Вы можете это слышать только при прямоадресованном представлении.
- Насколько я могу судить, вы аристократ.
- Судить вы не должны. Вам скажут - вы будете знать.
- Сколь непохожи могут быть национальные нравы! - заметил я.
- Предлагаю спуститься вниз и провести эксперимент над козой.
Завернув хнычущего ребёнка в полотенце, Джеймс взял его на руки и распахнул ногой дверь. Я последовал за ним.
Коза спала под столом, поджав под себя ноги. Заслышав нас, она проснулась выскочила и стала шарахаться по залу, а нам пришлось её ловить. Нет, не добром она досталась своему владельцу. Наконец нам удалось схватить её: мне - за голову, Джеймсу - за бока. Моё деревенское детство оказалось очень кстати. Я стал гладить животное промеж рогов, ласково заговорил с ним по-русски и - о чудо! - оно совершенно утихомирилось.
- Браво! Так и держите, - сказал Джеймс.
Сам он взял откуда-то стакан, сел на пол перед крупным полным выменем и сморщился.
- Какая мерзость!
- Подумайте о вашем наследнике!
- Маленький паршивец!
- Он может погибнуть! Смелее.
- Уфф... Грехи мои!... Ладно. Вспомним первое, чему учатся в Оксфорде, - протянул руку к длинному отвисшему соску - отдёрнул, - Нет, не могу!
- Надо это делать двумя руками.
- Откуда вы знаете?
- Видел.
- Так займитесь сами!
- Вы не удержите её.
- Я ей шею сверну, пусть только шелохнётся!
- Так нельзя. Надо с мягкостью всё делать.
- Хорошо-хорошо, перебирайтесь сюда.
Он перехватил рог козы твёрдой рукой тореадора, а я опустился на пол и потянул за оба соска. Молоко брызнуло в разные стороны.
- Ничего, - сказал Джеймс на это, - там его, верно, много. Попадёт и в стакан что-нибудь.