- Смерть, где твоё жало! - проскрежетал Джеймс и отсел на пять локтей.
Ещё минута и я вспылил бы, но Альбин упредила мой порыв, промолвив:
- Я грешным делом люблю конфеты. Когда тётя Мэри возила меня на поклон к Жорж Санд, та накупила их вот такую корзину, - она сомкнула широким обручем руки перед грудью, - потом смотрела, как я ем, с таким умилением, будто я ей банкноты отсчитывал.
- Вы были в гостях у Жорж Санд!?
- Да, она и сама к нам приезжала пару раз.
- Стало быть, у вас, кроме сестёр, есть и тётя?
- Две, - кратко отвечала литературная принцесса.
С каждым ответом у меня назревало всё больше вопросов, но Стирфорт решился на тактический ход - он вступил в беседу, отвлекая дам от меня:
- Кстати, я вот тут всё думаю, если на человека нападает хищный зверь, это тоже мистическое испытание, или что-то другое?
- Я не знаю этого, - сказала Полина.
- По-моему, чтоб на вас напал зверь, вам надо очень глупо себя с ним повести, - изрекла Альбин.
Мне хотелось спросить, неужели и это несчастье с ним приключалось, я сдержался, чтоб не накликать гнева, но и молчать совсем не мог.
- Ох-ох-ох, не слишком-то приятно сознавать себя нежеланным для товарищей, изгоем...
- Смотрите, орёл! - радостно воскликнула Альбин, вскакивая на ноги и заглядываясь в небесную синеву, купающей в своём эфире гордую птицу.
- Он нас видит? - спросил Стирфорт с почти нескрываемой тревогой.
- Если бы он знал геометрию, то мог бы рассчитать сейчас диаметры ваших зрачков.
Мысли, пришедшие ко мне по поводу орла, были, возможно, ещё более мрачны, чем то, что таила непроницаемость нашего британского спутника. Я вспомнил, как Манфред мечтал - о чём? Не уподобиться орлу, как мне упорно запоминалось прежде, а (где ты, Прометей!?) стать его добычей! Какую же лютость к себе надо иметь, чтоб в своём воображении превратиться в мясо, терзаемое крылатым чудищем, которое сейчас с холодной тупостью считает мои ресницы! Разумеется, я попытался высказать эту свою думу. Откликом мне стал джеймсов всполох:
- Всё, с меня хватит!
Он схватил запелёнатого малыша, какой-то кусок и решительно пошёл прочь - назад к гостинице. Альбин бросилась за ним, догнала, остановила, не позволив особенно удалиться. Ветер донёс обращённые к нему её слова, как всегда громкие и развязанные:
- Эй, милорд, у меня есть для тебя кой-какое сведение - довольно простое: я люблю тебя. Это ни к чему тебя не обязывает - пока. Но если есть охота чем-то заморочиться, заморочься этим.
- Вы меня любите? - переспросил Джеймс, - Это что, лучший момент и форма для признания? Бред какой-то! Прощайте!
- Нет!!! - оглушительно крикнула Альбин. Весь воздух наполнился её голосом. Эхо семикратно повторило его разными голосами, а когда оно затихло, в небо над горами прыснул детский плач. Стирфорт так и остолбенел. Альбин бесцеремонно отняла у него драгоценную ношу и потащила к нашему биваку, огрызаясь: "Никуда ты не денешься!". Джеймс поспешил за ней, но его движения были неверны и замедлены. Она села между мной и Полиной, совершенно другая, нарочито весёлая, стала ласково тормошить младенца и вскоре успокоила его. Джеймс повалился на землю в шаге от скатерти с восклицанием, которого я не понял.
Ребёнок в руках играющей с ним разбойницы смеялся и размахивал ручками, пытаясь перехватить золотой медальон, который качала перед ним Альбин, а она говорила ровно и миролюбиво:
- Что ж, все мы жертвы нашего воспитания. Мне вот выпало расти без матери, а тётя была закоренелой феминисткой. Отец завещал мне по возможности избавиться от женственности...
- Он так хотел сына? - несмело спросил я.
- Ему, скорее, не хотелось множить в мире женщин. От него и без меня их народилось две. Ну, ладно. Засиделись. Джеймс, забирайте ваше сокровище, и подъём!
<p>
XIII</p>
Не говорить больше со Стирфортом - вот какая мысль утвердилась во мне. Я решил искать собеседника в лице таинственной и мудрой Полины, предоставив друг другу неприступного лорда и неистовую леди.
- Не кажется ли вам, мадемуазель, что попытки научно объяснить древние поверья убивают в своём предмете поэзию, то есть красоту и неисчерпаемую глубину смыслов? Я предпочёл бы жить среди чудес, нежели среди феноменов.
- Символика и сущность - это разные грани объекта, - спокойно молвила в ответ девушка, перебирая тонкими пальцами сорванную под скалой былинку - ни дать ни взять уездная барышня, размышляющая на прогулке о прочитанном романе, - Удивление как эстетическая реакция на чудо блокирует активность субъекта, превращает его в пассивного созерцателя. Вы понимаете?
- Кажется, да, но зачем же тут нужна активность? Мы, люди, по-моему, и так слишком часто и грубо вторгаемся в живой мир...
- То, чем занимается мой отец и его друзья, исходит не от мира жизни, а от мира смерти, и оно требует от нас сопротивления.
- А силы ветров, вулканов, молний, огня и прочих яростных стихий за одно с ними?