Относительно Чернобога можно сказать, что если ему и были приносимы кровавые жертвы, то этими жертвами были либо пленники, либо нарушители Законов. В те времена и весьма цивилизованный Рим рубил десятками тысяч Германских пленных, откуда даже произошло немецкое слово «капут», т. е. конец. «Капут» по-латыни обозначает «голова». Таким образом, Славяне, если они даже приносили кровавые жертвы, были нисколько не ниже цивилизованных Римлян. Даже наши современные нравы мало чем отличаются от жестоких нравов пришлого: достаточно вспомнить отношение Японцев к пленникам или советский террор. Мы очень мало ушли от этих времен!
Белобог, Бог Добра, обладал светлым и радостным ликом. Он похож по описаниям на Исландского Бога Балдера. Мармье добавляет, что Белобог является одним и тем же персонажем, что и Бог Святовид (Свентовид). Одним из самых славных его храмов был храм Арконский на Рюгене. Саксо Граммариен[170] нам сохранил его описание. Мы должны, однако, отметить, что язычество таким образом имело не только религию, но и храмы. Если оно не смогло удержать их до наших дней, претворив религию тем временем в некую гуманную дисциплину (мы имеем в виду жертвоприношения Чернобогу, которые практиковались несомненно под Скандинавским и Германским влиянием, ибо у Германских народов человеческие жертвы были постоянным атрибутом религии), близкую к Ведической, то виной тому был Германский Дранг, борьба, постоянные войны, разорения, несчастья. Венды, наиболее западные из Славян, поплатились за это самостоятельностью.
Другие Славяне, жившие дальше, смогли противостоять Германскому Дрангу и смогли развить свою собственную культуру. Однако, всем Славянским племенам свойственно чувство человечности и любовь к искусству. Все они, более или менее, отличаются от рационалистических Западных народов именно этой стороной своей психики. Чувство у них всегда в конце концов выше расчета.
От Вендов осталась Вена, которую до сих пор Чехи называют Видень, а венцев — «виденяци». Близкое этому слово «Вено», вероятно, имеет менее шансов быть причиной названия города Австрии, как известно, Славянской по существу, но говорящей по-немецки.
Венды, или Венеты, вероятно, один и тот же народ. Венеты создали Венецию, латинизированную с самого начала ее истории. По-чешски Венеты называются Бенятами. Все эти племена в древние времена, вероятно, обладали одной и той же религией, потому что общие черты таковой встречаются и в Новгороде, и на Рюгене, и в Киеве.
Так называемая Компаративная[171] Мифология, адептом которой является Хеггерти Крапп, стремится ввести в описание Божеств, фольклора и легенд рационалистическое начало, что явно невозможно, ибо предмет религии какой бы то ни было страны или эпохи всегда иррационален, и рациональности в этой области нечего делать. Даже если этот вид мифологии даст какие-то результаты, то не больше, чем «перевод с Санскритского на Английский» с комментариями, значущими, что «Зевс, например, Юпитер, а Ашвины — Диоскуры».
Однако, полной идентификации нет, как нет перевода слова «уют» с русского языка на французский. По-немецки есть «гемют», что, вероятно, одно и то же, или что взято со Славянских языков, но по-английски такого понятия нет. Так и в Мифологии. Есть Божества, совершенно «непереводимые» на Божества других народов и культур. Для того, чтобы такой «перевод» был возможным, надо иметь полную идентичность, а таковой быть не может, ибо сами народы и эпохи неидентичны! Приблизительное же сопоставление Божеств всегда возможно, но его делали и раньше, не преувеличивая своих возможностей и не претендуя на абсолютную точность.
Функциональные отношения Божеств еще ничего не доказывают. В лучшем случае они обозначают, что понятия о Божествах эволюционируют, рафинируются и становятся из материальных в той или иной мере (чурбан, например) духовными, абстрактными, причем проходят через антропоморфизм, чтобы стать чистыми абстрактными представлениями. Материалисту в духовной области просто нечего делать!
О Вендах можно сказать, что они прошли в истории, оставив лишь кусочки их Мифологии, но другие кусочки остались у других племен, и в конце концов восстановить по ним всю мозаику Языческой религии не так уж трудно. Многих ученых сбивает с толку то обстоятельство, что они забывают об обра зе Божеств, о той идее, какую в них вкладывали народы в разные эпохи. Эти идеи тоже эволюционировали, как всё на земле, именно потому, что всё идет от более грубого к сублимированному.[172] Но эти идеи уже не Божества, а лишь то, что с ними было связано, они представляют собой особый предмет философии религии, причем даже философии образа в религии.