Не могу согласиться и с упрёками в мой адрес в связи с событиями в Нагорном Карабахе. Они необоснованны и несостоятельны. Обстановка в автономной области и вокруг неё сложилась сложная и требует глубокого, взвешенного и главное — объективного анализа. Эмоциональный подход здесь неприемлем.
Я уехал из Азербайджана в 1982 году, а события в Нагорном Карабахе начались в 1988 году. В период моей работы в Азербайджане обстановка в Нагорном Карабахе была нормальной, стабильной. На почве межнациональных отношений не было никаких негативных явлений. Часто бывая в Нагорном Карабахе, встречал доброжелательное отношение, и передо мной никаких вопросов подобного характера никто не ставил. За весь период моей работы первым секретарём ЦК Компартии Азербайджана ни одного письма, просьбы о выходе Нагорного Карабаха из состава Азербайджана не поступало. Кстати, по уровню социально-экономического развития показатели Нагорно-Карабахской автономной области превышают среднереспубликанские показатели по Азербайджану и Армении. Я этим не хочу сказать, что в прошлом руководстве Нагорным Карабахом, его партийной организацией не было недостатков и ошибок и что нет там проблем. Проблемы социально-экономического и духовного плана в области имеются, их надо решать, но нельзя умалять, отрицать сделанное.
Всё сказанное мною может показаться вопросом частным, но думается, что это имеет общий характер, ибо речь идёт о справедливости, объективности.
В заключение хочу сказать, что, работая в Баку и в Москве, я трудился честно и добросовестно, работал, не считаясь со временем, всего себя отдавал делу, никого не преследовал, никаких кланов не имел, активно боролся со злоупотреблениями, негативными явлениями и в результате заимел много врагов и заработал обширный инфаркт сердца.
Полностью поддерживаю курс партии на перестройку, развитие демократии, гласности и считаю, что тех нападок, которым подвергаюсь в печати, я не заслужил. Ещё раз спасибо за доверие.
ВЫСТУПЛЕНИЕ ТОВАРИЩА АЛЕКСАНДРОВА А. П.
(Член ЦК КПСС, почётный директор Института атомной энергии имени В. В. Курчатова)
Дорогие товарищи! Я долго задерживать вас не буду своим выступлением. Я несколько раз уже обращался по поводу того, чтобы освободить меня от положения члена ЦК. Получив это разрешение, испытал большую радость и вчера присоединился к тем, кто подписывал это заявление.
Дело в том, что мне 86 лет, и не так легко работать в таком возрасте и, главное, делать какие-то вещи достаточно эффективные, достаточно ответственные, которые мы должны были бы делать.
Товарищи! С 30 лет началась моя активная научная деятельность, и в 30 лет мне удалось разработать (я тогда занимался физикой полимеров) морозостойкие резины из наших синтетических каучуков. До того времени самолёт не мог сесть, потому что синтетическая шина разваливалась, как стеклянная. Это повышение морозостойкости играло большую роль и применялось долго — я знаю, ещё в конце войны были инструкции о том, что пушечные амортизаторы делаются из резин нашей рецептуры и т. д. В общем, это сыграло серьёзную роль.
В 1932 году я познакомился с Военно-Морским Флотом. Разрабатывал систему защиты подводных лодок от противолодочных сетей. Эта система хорошо получилась. Но потом перестали применять эти сети, и работа, в общем, в ход не пошла, но она была сделана хорошо, все испытания прошла как надо, и с флотом ещё тогда у меня установились хорошие, надёжные отношения.
Немножко погодя, в 1935‑м или в 1934‑м году, академик Иоффе — мой, можно сказать, главный руководитель и учитель — привёл ко мне моряков, в том числе Исакова, и они поставили передо мной задачу: мол, мы восстанавливаем могущественный Военно-Морской Флот, большой флот Советского Союза, нам нужно разработать способ защиты кораблей от магнитных мин и торпед. Мы начали эту работу. Надо сказать, работа была очень трудная, но мы её завершили. Сдаточные испытания провели и закончили в феврале 1941 года. Было решено принять эту систему на вооружение. Товарищи, за время войны ни один корабль, снабжённый нашей системой защиты (она называлась система ЛФТИ, потому что Ленинградский физико-технический институт её делал), не погиб от магнитных мин! Я считаю, что это дело серьёзное.
В 1943 году мы передали всю работу по защите кораблей от мин флоту, где к тому времени имелись свои специалисты, свои команды, мы их только обучали. А в это время возникли новые работы, работы по атомной технике. Дело в том, что, когда началась война, были прекращены работы по атомной технике и по атомной физике в Ленинградском физико-техническом институте, которые вёл Игорь Васильевич Курчатов,— он там был заведующим лабораторией. Он тоже включился в работу по размагничиванию и внёс большой вклад в это дело. Но в конце 1942 года ему поручили работу по созданию атомного оружия. В 1943 году я тоже подключился к этой работе, немножко позже были организованы: первое главное управление, наш теперешний курчатовский институт, и я стал работать заместителем у Курчатова. Он к нам направил несколько хороших физиков-теоретиков, которые нас обучали теории реакторов, потому что моя-то специальность была другая. Но потом дело пошло дальше, и мне приятно здесь видеть Ефима Павловича Славского, с которым мы очень много лет работали вместе.