Товарищи! После войны меня перевели в Москву, назначили сначала вместо Капицы в капицинский институт, а потом от этого меня освободили, хотя мы за это время сделали там одну хорошую работу. Мне было неловко перед Капицей, хотя у меня с ним сохранились хорошие отношения до самого конца, что было нелегко в той обстановке. Потом я стал работать у Игоря Васильевича Курчатова как заместитель в его институте и до последнего времени работал в Институте атомной энергии. И тут ко мне пришло такое несчастье: меня в какой-то момент избрали президентом академии. Товарищи, вы не смейтесь — это тяжелейшая работа. И, кроме того, я-то чувствовал на себе ответственность за работы в области атомной техники. Игорь Васильевич Курчатов скончался, и нужно было эти работы развивать. Я просил Ефима Павловича тогда вступиться за меня, чтобы меня не выбирали на эту должность. Он тоже считал, что не надо бы мне этим делом заниматься. Лучше бы Марчука тогда ещё назначили. Пошёл я к Дмитрию Фёдоровичу Устинову, он мне сказал, что делать нечего — берись за то и за другое. Ну я и взялся за то и за другое. Ещё несколько раз обращался и даже просил Леонида Ильича, когда он меня поздравлял с назначением, что лучше бы он меня не поздравлял. Ничего не получилось.
А работа, действительно, была очень сложная. Руководить таким институтом, как Институт атомной энергии, крупнейшим институтом и сложнейшими работами, и в то же время взять на себя заботы по академии — надо сказать, это было чрезвычайно тяжело. В конце концов это окончилось печально. И когда случилась чернобыльская авария, я считаю, с этого времени и моя жизнь начала кончаться, и творческая жизнь.
Мне нечего себя корить за ту работу, которую я вёл по линии атомной техники. Я участвовал в создании большой группы реакторов, которые решали военную задачу — создание всех необходимых компонентов для атомного оружия. Эти реакторы работают уже 30—40 лет, только сейчас начинаем их, как говорится, выводить из дела. Американцы к этому времени сменили два поколения реакторов. Они от своего первого поколения вынуждены были отказаться: они у них плохо работали.
Затем началась следующая работа — развитие атомной энергетики. В этой работе я принимал большое участие, но надо было принимать ещё большее участие. Большое участие принимал в работах по созданию атомного флота. Вот здесь сидит один из моих товарищей — товарищ Белоусов, с которым мы с самой первой лодки, можно сказать, переживали все её хорошие и нехорошие качества, а не так давно мы отметили с Игорем Сергеевичем её 30‑летие.
Я бы сказал, что достаточно потрудился, у меня было удовлетворение жизнью, но, конечно, вот это несчастье в Чернобыле показало, что у меня уже нет достаточных сил для того, чтобы вести ответственную и творческую работу.
Вот поэтому, товарищи, я и обратился, чтобы освободили меня от работы в Центральном Комитете. Я не могу сейчас за это дело отвечать. Хуже работает голова, многое начинаешь забывать. В таком состоянии работать нельзя. Я сердечно благодарю Михаила Сергеевича за то, что он пошёл навстречу нам в этих просьбах. И я просил бы ни в коем случае не следовать тому предложению, которое было сделано вторым из выступающих. Я не знаю — товарищ хотел откатить это дело куда-то через все партийные организации и т. д. Это значит похоронить дело. Если вам не хотелось подписывать, скажите об этом прямо. Только не разводите вокруг этого канитель. Благодарю, товарищи, благодарю Политбюро, благодарю Вас, Михаил Сергеевич, и вас всех, товарищи.
ВЫСТУПЛЕНИЕ ТОВАРИЩА САЙКИНА В. Т.
(Член ЦК КПСС, председатель исполкома Московского городского Совета народных депутатов)
Товарищи! Сегодняшняя повестка дня Пленума заставляет нас о многом задуматься. И прежде всего об авторитете партии, об авторитете ЦК КПСС, на плечах которого лежит судьба страны и судьба её перестройки. Считаю, что Политбюро ЦК КПСС приняло правильное решение, созвав Пленум Центрального Комитета. Обстановка в стране складывается таким образом, что сейчас нам всем, как никогда, нужен коллективный опыт, коллективный совет по насущным тактическим вопросам. Именно тактическим, так как стратегия определена ⅩⅩⅦ съездом КПСС, ⅩⅨ партийной конференцией. И здесь у нас есть ясность, есть определённость.