Все офицеры — от самого младшего чина до полковника (кроме офицеров артиллерии и инженерных войск) — могли купить чин. Таким образом, офицер — это джентльмен, который всеми своими воинскими знаниями обязан какому-нибудь старому сержанту и который появлялся перед солдатами лишь тогда, когда войско надо было вести в бой.
Кто же были эти люди, которых ссылали в Австралию? Хотелось бы рассказать об одном деле; хотя оно и нетипично, но, поскольку в свое время было очень громким, память о нем сохранилась по сей день. Не буду вдаваться в рассуждения, которые до сих пор делят ученых на два лагеря в вопросе о том, кого ссылали в Австралию — только уголовников или также людей, именуемых в наше время политическими заключенными, просто вспомню свою прежнюю профессию — ведь я целый ряд лет был судебным хроникером.
Приглашаю читателя на судебный процесс, на котором я не присутствовал, так как он состоялся полтора века назад. Мне кажется, что вместо цитат из научных трудов и копания в тонкостях уголовного процесса лучше написать репортаж, основываясь только на богатстве своего воображения и опираясь на факты из британских архивов. Но, прежде чем начать репортаж о судьбах людей, сосланных в Австралию на основании судебного приговора, напомню о событиях, происходивших в Англии в начале тридцатых годов прошлого столетия.
Английские лендлорды были потрясены последствиями французской революции и считали, что именно ее лозунги были причиной массового движения батраков, требовавших повышения заработной платы, которое развернулось осенью 1830 года. Анонимные письма лендлордам, заключавшие в себе требования батраков, подписывались мифическим именем «Свинг» (что означает «качели», а иносказательно и «виселица»). Движение «свинг», затронувшее главным образом южные районы страны, сильно напугало лендлордов. Присланные правительством крупные полицейские силы жестоко расправились с участниками движения. Многие попали на виселицу, многие были высланы за пределы территорий, на которых они проживали.
Морозным утром 24 февраля 1834 года в приход Толпаддл прибыл полицейский, чтобы арестовать шестерых людей, обвинявшихся в организации тайного союза. Это было странно, поскольку прошло уже девять лет, как были разрешены профессиональные союзы, в которые имел право вступить любой работник. Исходя из этого и здешние батраки в октябре 1833 года основали Союз сельскохозяйственных рабочих, как представляется, с помощью приезжавших сюда из Лондона профсоюзных деятелей. Правда, несколько раньше, еще до создания Союза, батраки обратились к работодателям с требованием повысить заработную плату на шиллинг в неделю, чтобы она достигла среднего уровня платы за труд на территории Девоншира. Один из работников, Джордж Лавлесс, привел веские аргументы, доказав, что при той заработной плате, которую получают он и его товарищи, можно питаться только картошкой, запивая ее чаем.
На организационном собрании присутствовал местный викарий, доктор Уоррен, который в конце концов решил, что работодатели и работники пришли к соглашению. Он подтвердил договоренность обеих сторон, заявив:» …Если вы спокойно вернетесь на работу, то будете получать за нее плату, равную той, которая полагается каждому работнику в этом районе. Если же ваши господа вздумают отказаться от данного ими обещания, то я, как свидетель, постараюсь добиться того, чтобы обещание было выполнено. Да поможет мне Бог».
Однако на этом мирное развитие проблемы кончилось. Когда батраки поняли, что просьбами они ничего не добьются и что работодатели не только не дали прибавки, но собирались понизить плату, они и организовали союз, чтобы предотвратить еще более суровую нищету и голод. Тогда лорд Мельбурн обратился к местному землевладельцу и одновременно к судье с секретным письмом, в котором предлагал принять на службу «доверенных людей с целью получения информации о незаконных союзах, которые, как представляется, организовывают местные батраки». Под доверенными людьми, конечно, подразумевались полицейские шпики. Особенно роковую роль сыграл провокатор Эдвард Легг, который впоследствии стал главным свидетелем обвинения. За кулисами же этого дела стоял лорд Мельбурн, полагавший, что профсоюзы — «абсурд и не имеют права на существование». Утверждают, что король был в курсе этих событий и что сама интрига исходит от высших кругов английского общества.
Советником при лорде Мельбурне по вопросам борьбы с профсоюзами состоял профессор политической экономии в Оксфорде, известный своими крайне реакционными убеждениями. Именно ему принадлежала идея о праве работодателей на арест подозреваемых и о выработке правовых оснований для конфискации фондов профессиональных союзов.
Итак, в суде слушается дело шестерых батраков. Обвинительный акт кажется довольно странным: шестерых батраков обвинили в том, что они создали тайный союз и принесли присягу. Согласно документам, они присягали как раз в день ареста. Но дело в том, что обвиняемые были арестованы на рассвете и, следовательно, в тот день никак не могли приносить какую-либо присягу.
Суд присяжных изучал тайные доносы, сообщавшие о том, что шестеро батраков были известны как пьяницы, как люди, ведущие аморальный образ жизни, что они имели отношение и к прежним беспорядкам. Однако сами работодатели, несмотря на давление, которому они подвергались, характеризовали их с самой лучшей стороны. Таким образом, перед обвинением стояла труднейшая задача — доказать, что союз создан с целью заговора, а сам заговор имел целью вооруженное восстание. Свидетели обвинения оказались очень ненадежными — Эдвард Легг заявил, что сам участвовал в заговоре, но перепутал фамилии обвиняемых, что значительно снизило ценность его показаний. Другие показания второго свидетеля обвинения, Джона Локка, тоже звучали неубедительно.
Судья барон Вильямс заявил, что предписания касаются всех обществ, от которых закон не требует принесения присяги. Господин судья (в своих интересах) очень ловко обошел молчанием масонские общества. Может быть, потому, что туда входили люди, в жилах которых текла королевская кровь? Можно ли всерьез считать Ассоциацию сельскохозяйственных рабочих заговорщицкой организацией? Пункт двадцать третий ее устава гласит: «Цели этой Ассоциации не должны осуществляться посредством актов насилия. Подобные действия нанесли бы вред делу». Здесь надо еще упомянуть пункты, запрещающие вести на заседаниях разговоры непристойного содержания, а также беседы на политические и духовные темы. По многим признакам можно утверждать, что никакой присяги не давалось в противоположность показаниям полицейских шпиков.
Кроме упомянутого дела там слушались и другие. Семнадцатилетний юноша, поранивший овцу, был приговорен к пожизненной ссылке; одиннадцатилетний мальчик за кражу куска материи — к трем месяцам тюрьмы и публичной порке; восемнадцатилетний юноша за аналогичное преступление выслан на семь лет; еще один юноша за кражу буханки хлеба получил два года тяжелых работ и был публично выпорот.
В такой атмосфере суд присяжных, который состоял исключительно из местных землевладельцев, признал шестерых подсудимых виновными в преступлениях, вменяемых им обвинительным актом. Еще перед вынесением приговора судья барон Вильямс спросил, не желают ли обвиняемые сказать последнее слово. Тогда Джордж Лавлесс передал судье текст, и тот зачитал его, причем так тихо и невнятно, что присяжные не расслышали ни слова. А на клочке бумаги было написано: «Сэр! Если мы и преступили закон, то сделали это неумышленно и не запятнали ничьей репутации. Мы не посягнули ни на чью собственность и никому не нанесли вреда. Мы объединились, чтобы позаботиться о самих себе, наших женах и наших детях, чтобы не оказаться перед лицом голодной смерти. Мы взываем к людям, чтобы они подтвердили, что мы поступали, мы хотели поступать честно».
Суд присяжных приступил к делу. Совещание прошло молниеносно, и суд без промедления вынес именно тот приговор, которого ждали от него власти. Барон Вильямс либо вообще не понял сути закона, либо сознательно вынес приговор, являвшийся просто актом мести. Перед тем как провозгласить приговор, по которому каждый обвиняемый получил по семь лет каторги, он сказал заведомую ложь, заявив, что действует в соответствии с парламентским законом. По мнению сведущих в законах людей, обвиняемые должны были получить от двух дней до двух месяцев тюрьмы, их же вывели из зала суда в кандалах. При выходе из здания суда Джордж Лавлесс сунул в окружающую их угрюмую толпу записку, написанную им на скамье подсудимых. Но стражники выхватили записку и тотчас передали ее судье. Лавлесс написал следующее: «С нами Бог, наш пастырь! Мы, которые работаем в поле, трудимся в море, мы, которые пашем и стоим у наковальни или у ткацкого станка, хотим спасти нашу страну и предрекаем тиранам гибель. Наш лозунг — Свобода. Мы будем, будем, будем свободны! Бог ведет нас! Мы не беремся за сабли, не разжигаем военный пожар, а, следуя путем рассудка, справедливости и закона, пытаемся добиться своих прав. Мы провозглашаем лозунг — Свобода! Мы будем, будем, будем свободны». Разве можно считать эти слова речами бунтовщиков, людей, которые стремились подкупить солдат и матросов Его Королевского Величества и заставить их нарушить закон?