Съев все, что имела в запасе, тяжело вздохнула и пошла в ванную. Срочно нужно было помыться и привести измученное тело хоть в какой-то порядок. Теплая вода смывала с кожи грязь, кровь и вскоре пол под ногами окрасился в розовый цвет, который я всегда ненавидела, а с того момента стала ненавидеть еще больше.
Тщательно вымывшись и переодевшись, медленно пошла в комнату. Мечтала, хоть и понимала всю глупость и несбыточность таких желаний, что ребенок, лежащий на полу, словно сломанная игрушка, пупсик - просто мираж и с наступлением рассвета исчезнет, растворится. Но чудес не бывает, да и до рассвета слишком далеко.
В комнате стоял неприятный запах запекшейся крови, но я постаралась не обращать на это внимание. В тот момент были проблемы посущественнее, чем раздражающий обоняние аромат
Ноги подкашивались, а в голове стоял такой гул, что мог сравниться только с шумом толпы на народных гуляниях в честь какого-то праздника. Мысли скакали и прыгали, я не могла найти ни одной связной, как ни старалась сосредоточиться. Боялась, что мое сердце выпрыгнет из груди. Я стояла в дверях комнаты, затаив дыхание, глядя во все глаза туда, где на полу лежал новорожденный. Живот болел, в глазах темнело, и я некоторое время боролась с паникой, охватившей меня, - отчаянно захотелось закричать и убежать из этой проклятой квартиры, куда глаза глядят. Бежать без оглядки, ни разу не обернувшись. Только как долго мне пришлось бы бежать от самой себя, от того отвращения, что владело мной, от ненависти? И от вины? Разве от этого вообще можно убежать?
Не помню, сколько стояла, глядя в пустоту, как вдруг какой-то звук вывел из задумчивости. Сначала не поняла, что слышу - какой-то писк. Подумала, что где-то забившись в углу, жалобно пищит маленькая мышка. Звук становился сильнее с каждой секундой, и через несколько мгновений сомнений не осталось - мой ребенок все-таки выжил.
Кривясь от боли, я быстро подошла к лежащему на полу ребенку и присела рядом - тело его все еще покрывал слой засохшей грязи и слизи, но цвет кожи уже не был таким синюшным, как сразу после рождения.
Руки дрожали, да я вся дрожала, словно в лихорадке, но осмотреть малыша все-таки нужно было - затягивать абсолютно бессмысленно. Проблемы сами себя не решают, к сожалению. Протянула дрожащую руку и коснулась малыша - тот был самым обычным на вид, только очень грязным и с висящим на пуповине органом, похожим на сырую телячью печень. Это была плацента, которую я должна была через сутки скормить собакам. Но знала, что корми я хоть всех собак мира этой плацентой, счастья мне не видать. Этот ребенок выглядел живым. Это ребенок был живым. И в этот момент он что-то от меня хотел, но я ничего не хотела ему давать - я хотела, чтобы он заткнулся, умер, исчез.
Первой мыслью было позвонить в скорую помощь, но на это у меня не хватило душевных сил - желай я помощи врачей, встала бы на учет в поликлинику, а не по знахаркам ходила. Потом хотела выбросить его в окно. Или отнести на помойку. Но ведь меня могли там увидеть, а потом опознать и найти. Все-таки неприятности такого рода совсем не входили в мои планы. Ничего не оставалось, как оставить его у себя. Он мог умереть очень скоро - не верилось, что этот ребенок слишком уж жизнеспособный. Во всяком случае, я очень хотела в это верить.
Я была зла на Серафиму. Хотелось позвонить и высказать абсолютно все, что я думаю по этому поводу. Но снова испугалась. В последнее время я поняла, насколько труслива и нерешительна, а ведь раньше считала себя смелой. Как много мы, оказывается, не знаем о себе.
Отчаянно захотелось выпить - давно оставив эту пагубную привычку, в тот момент не могла ничего другого придумать. Было так тошно, так плохо, сердце колотилось в груди раненной птицей, а голова словно отключилась. Пошла на кухню и одним глотком, зажмурившись, осушила почти половину бутылки вина, которое уже давно хранилось для чрезвычайных ситуаций. А данная ситуация была не то, что чрезвычайной, она была вообще ни на что не похожей. Меня трясло, как осиновый лист на ветру. Не знала, что мне делать, не знала, как поступить. Я вообще уже ничего не знала и не могла даже думать нормально. Со мной произошла истерика - меня мотало по кухне из стороны в сторону, словно мой вестибулярный аппарат дал сбой. Но плач из комнаты не утихал - ребенок звал меня. Наверное, мне нужно было его искупать. Или покормить. Или напоить.