Он видел раненых солдат — те шли колоннами или ехали на телегах и в фургонах. Другие солдаты важно скакали на мерсикорах, несколько летунов на каудах описывали круги в небесах, ныряли и закладывали виражи в поисках еще живых врагов или непогребенных тел либо неслись стрелой, доставляя сообщения. Он видел инженеров, устанавливающих и ремонтирующих телеграфные столбы, трижды ему пришлось съезжать на обочину, уступая дорогу шипящим, плюющимся, извергающим черный пар авто. В таких случаях Холс успокаивающе похлопывал по шее старого рауэла, хотя тот и казался невозмутимым.
Попадались ему и многочисленные похоронные команды, копавшие могилы для несметного множества мертвых врагов. Делдейны, подумал Холс, довольно-таки похожи на обычных людей — разве что чуточку смуглее. Правда, возможно, это объяснялось трупным потемнением.
Он останавливался и заговаривал со всеми, кто, независимо от звания, был готов уделить ему время. С одной стороны, он спрашивал, не видели ли они пропавшего аристократа на белом жеребце, а с другой — был не прочь просто потрепать языком, в чем, нимало не стесняясь, и признавался. Он пожевал немного крайлового корня с пехотным капитаном, разделил трубочку унджа с сержантом из другой части и был благодарен лейтенанту-квартирмейстеру за бутылку крепкого вина.
Большинство служивых, хотя и не все, с удовольствием рассказывали о сражении. Немногословны и даже мрачны были, как правило, солдаты из похоронных команд. Холс как человек разговорчивый услышал, естественно, немало любопытного.
— Принц? — крикнул он еще громче, и голос его эхом отдался среди грубых камней. — Ваше высочество? Вы здесь? — Он нахмурился и покачал головой под открытым венцом пустой башни. — Фербин? — прокричал он.
Он не имел права обращаться так к своему господину, но принца, казалось, все равно здесь не было, а кроме того, подобное обращение возвышало Хубриса в собственных глазах. Хубрис считал, что грубая фамильярность в адрес сильных мира сего за их спиной — одна из радостей малых мира сего. И потом, принц нередко разрешал называть себя этим именем, хотя разрешение на это делалось им только в сильном подпитии. В трезвом же виде оно не выдавалось, а потому Хубрис предпочитал не пользоваться этой привилегией.
Принца не было. Может, его вообще нигде не было, может, его убили. Что, если этот расфуфыренный остолоп по ошибке стал героем? Скажем, помчался неизвестно куда, как напуганный ребенок, вцепившись в шею своего глупого жеребца, и его пристрелили свои или чужие, — либо свалился со скалы. Хубрис слишком хорошо знал Фербина: тот мог поднять голову как раз в тот момент, когда скакун мчался под низко нависающим суком.
Хубрис вздохнул. Что ж, значит, так тому и быть. Больше искать было негде. Он мог бы до скончания века бродить по огромному полю боя, делая вид, что ищет своего пропавшего господина, заглядывать в пункты сбора раненых, посещать госпитали и морги с горами трупов, — но если МирБог с чего-то вдруг не проявит личный интерес к поискам Хубриса, он не найдет это ничтожество. Тогда придется вернуться к жене и детям на маленькое, но не менее жуткое поле боя — в квартирку внутри дворцовой пристройки.
А кому он будет нужен теперь? Он потерял принца — если смотреть неблагожелательным взглядом, а Хубрис знал, что многие так и сделают. И сколько у него шансов поступить на службу к столь же высокой персоне — с той репутацией, что неизбежно приклеится к нему после пропажи принца? Король погиб, всем заправлял тил Лоэсп — по крайней мере, до совершеннолетия юного Орамена. У Хубриса было предчувствие, что теперь многое (многое, что казалось прежде устоявшимся, удобным и приятно привычным для честных, уважаемых, работящих людей) переменится. А шансы на то, что человек, потерявший принца, улучшит свое положение, были крайне малы при любом режиме. Хубрис покачал головой. «Ну и дела», — вздохнул он про себя и повернулся, собираясь уходить.
— Хубрис? Это ты?
Он повернулся.
— Эй, — сказал он, не понимая, откуда донесся голос.
По неожиданной теплоте, разлившейся у него внутри, он вдруг, к собственному удивлению, понял, что все же питает искренние, человеческие чувства к принцу Фербину. А может, он просто обрадовался — теперь его не назовут «потерявшим принца»?
У нижней кромки одной из слишком широких бойниц во втором ряду что-то зашевелилось. Из выемки в грубой кладке, почти совсем скрытой рыжеватым плющом, вылез человек. Хубрис даже не заметил этот тайник. Выбравшись из дыры целиком, Фербин встал на карнизе окна, протер глаза и посмотрел вниз — на своего слугу.
— Хубрис! — воскликнул он громким шепотом, испуганно оглядываясь. — Это ты! Слава Богу!
— Я уже воздал ему хвалу, ваше высочество. А вы можете воздать мне за усердие в поисках.
— С тобой кто-нибудь есть? — прошептал принц.
— Только вышеназванное божество, ваше высочество, если верить самым настырным священникам.
Фербина выглядел неряшливо и, видимо, не выспался. Он снова огляделся.
— И больше никого?
— Старый, хотя и надежный рауэл, ваше высочество. А для вас...
— Хубрис, мне грозит страшная опасность!
Хубрис поскреб себя за ухом.
— Гмм. При всем моем уважении, ваше высочество, вы, верно, не знаете, что мы-таки победили.
— Мне это известно, Хубрис! Я не идиот!
Хубрис нахмурился, но промолчал.
— Ты абсолютно уверен, что вокруг никого нет?
Хубрис повернулся к маленькой двери, потом поднял взгляд к небесам.
— Видите ли, ваше высочество, вокруг довольно много людей. Половина Великой армии приводит в порядок окрестности или зализывает раны после великой победы. — Хубрису вдруг пришло в голову, что ему, возможно, придется взять на себя деликатную миссию — известить принца о гибели его отца. А это, конечно же, означало, что Фербин стал королем, хотя Хубрис и знал, что люди порой странно воспринимают плохие либо хорошие известия. — Но я один, ваше высочество. Не знаю, что еще вам сказать. Не лучше ли вам спуститься?
— Да! Я не могу торчать здесь вечно. — Высота была небольшой, но Фербин не стал прыгать: он развернулся и принялся осторожно спускаться на земляное основание; Хубрис вздохнул и встал рядом, чтобы помочь принцу. — Хубрис, у тебя найдется попить и поесть? Я умираю от жажды и голода!
— Вино, вода и солонина, ваше высочество, — сказал Хубрис, подставляя сцепленные ладони под ногу Фербина. — Мои седельные мешки набиты, как у маркитанта.
Фербин поставил ногу на руки слуги, едва не оцарапав его шпорой.
— Вино? А какое вино?
— Крепленое, ваше высочество. Укреплено гораздо лучше этого места.
Принц всем своим весом опустился на ладони Хубриса, и тот крякнул от боли, ставя его на землю.
— Ты в порядке? — спросил Фербин, оказавшись на земле.
Вид у него был испуганный, лицо посерело от беспокойства, или потрясения, или чего-то еще. Одежда на принце перепачкалась, длинные волосы перепутались и торчали клочьями. Ко всему прочему, от него пахло дымом. Хубрис никогда еще не видел его в таком состоянии. А еще он сутулился, и Хубрис, привыкший смотреть на принца снизу вверх, теперь оказался одного с ним роста.
— Нет, ваше высочество, не совсем. Вчера в суматохе меня придавил мой жеребец.
— Конечно! Я это видел. Давай спрячемся здесь. — Фербин потащил Хубриса в сторону, где росли высокие кусты. — Хотя погоди... принеси что-нибудь поесть и попить. Если кого увидишь, не говори, что я здесь!
— Да, ваше высочество, — сказал Хубрис, решив пока ублажать своего господина. Возможно, тому надо было просто набить живот.