— Смерть его была легкой и случилась при свидетелях. Не далее чем в часе пути отсюда — в старой фабрике, которая потом сгорела.
— Они ее подожгли. — Фербин отер нос рукавом. — Я мог сгореть вместе с ней. И почти жалею, что этого не случилось, — закончил он, покачав головой, и сразу же заговорил Хубрис:
— Свидетелями его смерти были Лоэсп, экзалтин Часк, генерал...
— Что? — сердито возразил Фербин. — Какой еще Часк?! Скромный дорожный священник — больше никого. Но и его тил Лоэсп убил! Вышиб мозги выстрелом в голову!
— А еще доктора Джильюс и Тарих и...
— Джильюс, — перебил его Фербин. — Один только Джильюс, не считая его помощника — еще одной жертвы тила Лоэспа.
— А еще генерал... прошу прощения, теперь уже фельдмаршал Уэрребер с несколькими его...
— Ложь! Сплошная ложь! Не было их там!
— Но так сообщается, ваше высочество. А еще — что король приказал перебить всех пленных делдейнов. Правда, другие утверждают, что солдаты самовольно приняли это прискорбное решение, узнав о смерти вашего отца. Ими руководила жажда мести. Я так понимаю, это еще не окончательно.
— А когда будет окончательно, то к выгоде тила Лоэспа и его грязных сообщников. — Фербин покачал головой. — Мой отец не отдавал преступного приказа. Это не сделало бы ему чести. Тил Лоэсп распустил этот слух, чтобы подорвать репутацию отца, когда тот ничего уже не может предпринять. Это все ложь, Хубрис. Ложь! — Он опять покачал головой. — Сплошная ложь.
— Вся армия верит, что так оно и было, ваше высочество. И видимо, весь двор и все, кто может слышать и читать в Пурле и повсюду, куда эти вести доходят со скоростью, которую обеспечивают провода, летучие твари или другие неполноценные разносчики сведений.
— И все же, — с горечью сказал Фербин, — даже если я один знаю правду, это знание останется при мне.
Хубрис поскреб за ухом.
— Даже если весь мир думает по-другому? Благоразумно ли это, ваше высочество?
Фербин посмотрел на своего слугу обескураживающе откровенно.
— А что, по-твоему, я должен сделать, Хубрис?
— Что? Возвращайтесь со мной во дворец, ваше высочество, и становитесь королем!
— И меня не пристрелят как самозванца?
— Как самозванца, ваше высочество?
— А скажи, какой у меня статус, согласно официальной версии?
— Ну да, вы правы, вас считают мертвым, но... какие тут сомнения, глядя на вас в добром здравии...
— И ты думаешь, меня не прикончат в тот самый миг, когда я появлюсь?
— Да с какой стати?
— Да с той, что я не знаю, кто участвует в заговоре, а кто нет! Те, что на моих глазах участвовали в убийстве, — да, они бесконечно виновны. А остальные? Часк? Уэрребер? Они знали? Вдруг они заявили, что наблюдали эту якобы легкую смерть, так как виновники преступления поставили их в затруднительные обстоятельства? Вдруг они ничего не подозревают? Или все же подозревают что-то? Или знают все? А вдруг они участвовали в заговоре с самого начала, все они? Тил Лоэсп — преступник, а ведь он был самым близким другом отца. Кто еще может оказаться невиновным? Скажи-ка мне, ты слышал предупреждения о шпионах, снайперах, саботажниках и партизанах?
— Кое-что слышал, ваше высочество.
— А не было ли особенно жестких приказов насчет тех, кто может неожиданно появиться на поле сражения и будет выдавать себя за представителя власти?
— Был совсем недавно, ваше высочество, но...
— Значит, меня задержат и убьют. Причем выстрелят в спину, а потом скажут, что это сделано при попытке к бегству. Или ты думаешь, что в армии или ополчении такого никогда не бывает?
— Они...
— Даже если я доберусь до дворца, мало что изменится. Сколько мне удастся прожить? Достаточно, чтобы сообщить правду народу? И народа этого хватит, чтобы взять верх? Не думаю. Достаточно, чтобы обвинить тила Лоэспа или бросить вызов этому негодяю? Сомнительно. Нет, губительно, я бы сказал. — Он покачал головой. — Вчера я долго думал об этом, весь день, и неплохо представляю себе все выгоды от столкновения. Но я к тому же доверяю своим инстинктам, а они еще не подводили меня.
Так оно и было: инстинкт всегда говорил Фербину, что нужно уходить от неприятностей или конфликтов — избегать скандалистов, кредиторов, сердитых отцов или опозоренных дочерей. Скрывался ли он от них в занюханном домишке, затерянной в глуши охотничьей сторожке или же в самом дворце — интуиция никогда не обманывала его.
— Ваше высочество, вы же не можете прятаться здесь вечно.
— Знаю. И потом, я не из тех, кто входит в сговор со всякими Лоэспами. Я знаю их вероломство — оно легко переходит в насилие.
— Господь знает, ваше высочество, я тоже не из таких.
— Я должен бежать, Хубрис.
— Бежать, ваше высочество?
— О да, бежать. Далеко-далеко. Искать убежища у одного-двух человек или их покровительства. Прежде я и помыслить не мог, что унижусь до просьб к ним. Что ж, спасибо, что у меня есть выбор. Хотя бы между двумя возможностями.
— Что же это за возможности, ваше высочество?
— Сначала мы должны пробраться в Башню с лифтом: у меня есть идея насчет того, как получить необходимые документы, — сказал Фербин, точно самому себе. — Потом нужно подняться на поверхность и лететь среди звезд к Ксайду Хирлису, который теперь военачальствует у нарисцинов и может поддержать нас из любви к покойному отцу. А если он не захочет нам помочь, то, по меньшей мере, покажет дорогу... к Джан, — сказал Фербин Холсу неожиданно усталым голосом. — К дочери Анаплиа. Ее воспитывали как невесту, достойную принца, а она вдруг оказалась во власти ублюдочной империи иноземцев, именующей себя Культурой.
4. НА ТРАНЗИТНОЙ СТАНЦИИ
Уталтифул, великий замерин, представлял интересы нарисцинов на Сурсамене и той системе, куда входила эта планета, а потому (по условиям мандата, полученного от Генерального Совета галактики) являлся практически неограниченным правителем обеих. Сейчас он совершал долгое путешествие к далекой планете, откуда происходил его вид, — на 3044-й Великий Нерест Вечноживой королевы. По пути Уталтифул неожиданно встретил генерального директора Мортанвельдской Стратегической миссии в Третичном Гулианском Столбе: та наносила визит вежливости скромному, но, безусловно, влиятельному Мортанвельдскому посольству на Сурсамене. Встреча произошла на Третьей Экваториальной Транзитной Станции, высоко над темной, изрытой зеленовато-синими оспинами поверхностью Сурсамена.
Нарисцины были насекомоподобным видом; замерин имел шесть конечностей и кератиновый щиток. Его темное пятисегментное тело длиной чуть более полутора метров (не считая стебельков и со втянутой мандибулой) было украшено имплантированными самоцветами и прожилками драгоценных металлов, оснащено дополнительным сенсорным аппаратом и многочисленными голопроекторами, которые воспроизводили несметное число медалей, наград, знаков отличия и различия — Уталтифул удостоился их за долгие годы службы, — и некоторым количеством легкого оружия, в основном церемониального.
Великого замерина сопровождала группа соплеменников, одетых не столь впечатляюще и чуть поменьше размером. Еще они были бесполыми, если можно так сказать. Они двигались по гулким, заполненным паутиной жизнеобеспечения пространствам транзитной станции, построившись клином, на острие которого находился великий замерин.
Мортанвельды были иглокожими акважителями. Генеральный директор представляла собой матовую сферу диаметром около метра, окруженную колючими наростами разной толщины, всевозможных пастельных тонов. Большинство колючек сейчас были завиты либо же собраны сзади, что делало ее внешность компактной и обтекаемой. Среду своего обитания она носила с собой в сверкающей серебристо-синей обертке, где мембраны и поля удерживали ее родную океаническую жидкость. На ней было несколько крученых ожерелий, браслетов и колец. Ее сопровождали трое помощников более плотного сложения. Они тащили на себе столько всякого оборудования, что казались закованными в броню.
Транзитная станция представляла собой среду с микрогравитацией и повышенным давлением, которое создавалось слегка разогретой смесью водорода с кислородом. Паутина вездесущих волокон жизнеобеспечения имела цветовую, обонятельную и текстурную кодировку, а также другие маркеры — для тех, кто собрался бы ими воспользоваться. Пользователь находил нужную нить в пучке и присасывался к ней, чтобы получить нужное для жизни: кислород, хлор, соленую воду — что угодно. Система могла удовлетворять потребности любого существа, только если оно облачалось в скафандр или шлем. Но это было наилучшим из компромиссных решений, доступным ее создателям-нарисцинам.