Фербин нашел немного воды, какое-то тряпье и вымылся, как мог. Винная фляжка все еще оставалась при нем, хотя и была пуста. Он наполнил фляжку темной водой, стекающей из вделанного в пол длинного лотка, и прополоскал рот, потом попил. Своего отражения в темной воде увидеть не удалось. Он сунул руки в лоток, провел, как гребнем, влажными пальцами по длинным светлым волосам, затем вымыл лицо. Приличия нужно было соблюдать. Из трех сыновей короля Хауска он больше всех походил на отца — высокий, светловолосый, красивый, с горделивой и мужественной осанкой (по крайней мере, так говорили — сам он этими глупостями не забивал голову).
Битва за стенами темного, заброшенного здания продолжалась, хотя Пентрл уже погас. Фербин вдруг понял, что никак не может унять дрожь. От него все еще пахло дерьмом и кровью. Как показаться людям в таком виде? А этот грохот! Ему сказали, что сражение будет скоротечным и они быстро возьмут верх, но битва все продолжалась. Может быть, они проигрывали. Тогда лучше спрятаться. Если отец убит в сражении, то новым королем, вероятно, станет он, Фербин. Ответственность слишком велика. Он не может рисковать и появляться на людях, пока не узнает о победе. Принц нашел место на полу этажом выше, лег и попытался уснуть, но безуспешно. Перед его глазами снова и снова возникал генерал Йилим — снаряд разрывал его на части, швыряя куски плоти прямо в лицо Фербину. Снова приступ тошноты, и Фербин попил из фляжки.
Он полежал там, потом посидел, закутавшись в свой плащ, и ему стало получше. Все будет хорошо, сказал он себе. Надо просто немного отвлечься от всех этих дел — ну, еще минуту-другую, чтобы собраться с мыслями и успокоиться. А потом уже посмотреть, что там и как. Они должны победить, а отец непременно останется жив. Он, Фербин, еще не готов стать королем. Ему нравится оставаться принцем. Это весело. А быть королем, похоже, тяжкий труд. И потом, всем, кто встречался с его отцом, казалось, будто он вечен.
Фербин, видимо, задремал. Снизу доносились шум, стуки, голоса. Принц все еще не отошел от пережитого и пребывал в полусне, но заставил себя собраться, и тогда некоторые из голосов показались ему знакомыми. Тут же пришел страх — скоро его обнаружат, захватят в плен или опозорят перед солдатами отца. Как же низко он успел пасть за такое короткое время — смертельно бояться не только вражеских воинов, но и своих! На ступенях загрохотали подкованные сапоги. Вот сейчас его обнаружат!
— Здесь наверху никого, — сказал голос.
— Хорошо. Положите его здесь. Доктор... — (Последовали слова, которых Фербин не разобрал. Он все еще свыкался с мыслью, что, пока спал, никто его не нашел.) — Вы должны сделать все возможное. Блейе! Тохонло! Скачите за помощью, как я сказал.
— Да, ваше превосходительство.
— Немедленно.
— Священник, делайте свое дело.
— Тут нужен экзалтин, ваше превосходительство...
— Он будет с нами, как и полагается, не сомневаюсь в этом. А пока исполняйте свой долг.
— Конечно, ваше превосходительство.
— Остальным выйти. Тут совсем нечем дышать.
Фербин и в самом деле знал этот голос. Конечно, знал. Голос человека, отдававшего приказы, был похож... да нет, это и был голос тила Лоэспа.
Мертис тил Лоэсп был ближайшим другом и самым доверенным советником отца. Что тут происходит? Какая-то суматоха. На потолок падали тени от фонарей снизу. Принц пододвинулся к щелочке света, проникавшего с нижнего этажа, где широкий ремень, спускающийся с гигантского колеса наверху, исчезал в деревянном настиле и соединялся внизу с какими-то машинами. Подвинувшись, он смог припасть к щели в полу и увидеть, что там делается.
МирБог, это был отец!
Король Хауск лежал на широкой деревянной двери, которая покоилась на самодельных носилках. Лицо у короля было безжизненным, глаза — закрыты. Доспехи с левой стороны были пробиты и помяты; сквозь флаг, которым обмотали тело, сочилась кровь. Король казался мертвым или на грани смерти.
Фербин почувствовал, как расширяются от ужаса его глаза.
Доктор Джильюс, королевский врач, быстро открывал саквояжи и переносные шкафчики. Рядом суетился его помощник. У головы короля стоял знакомый Фербину священник, имени которого принц не помнил. Белые одеяния его были в крови и грязи, он что-то читал из священной книги. Мертис тил Лоэсп — высокий, чуть сутулый, все еще в доспехах, со шлемом в одной руке, седые волосы спутаны — ходил из угла в угол; доспехи его посверкивали в свете фонарей. Еще принц увидел двух рыцарей, которые стояли у дверей, держа наготове ружья. Со своего места он видел только грудь высокого рыцаря, стоявшего справа от двери, но лицо другого Фербин разглядел — звали его Бауэр или Брауэр, как-то так.
Надо выйти к ним, подумал Фербин, показаться, ведь завтра он может стать королем. Неправильно, глупо дальше прятаться.
Но он решил подождать еще немного. Так говорит внутренний голос, убеждал себя принц, а ведь внутренний голос не ошибался, когда не советовал ему подниматься на холм.
Глаза короля приоткрылись. Он сморщился от боли, одна рука потянулась к ране. Доктор посмотрел на своего помощника, который подошел к повелителю и взял его за руку — может быть, желая утешить и наверняка — чтобы тот не растревожил рану. Держа ножницы и щипцы, доктор присоединился к помощнику и разрезал материю, стягивавшую доспехи.
— Мертис, — слабым голосом сказал король, не обращая внимания на доктора и выпростав другую руку. Его голос, обычно сильный и строгий, стал почти детским.
— Я здесь, — сказал тил Лоэсп, подходя к королю и беря его руку.
— Мы побеждаем, Мертис?
Мертис бросил взгляд на остальных и сказал:
— Мы побеждаем, ваше величество. Битва за нами. Делдейны сдались и запросили условий. Они хотят одного — чтобы мы прекратили резню и относились к ним как к воинам. Пока что мы согласились. Путь на Девятый и ко всему, что на нем, открыт для нас.
Король улыбнулся. Фербин испытал облегчение. Похоже, дела обстояли не так уж и плохо. Он решил, что теперь ему можно и объявиться.
— А Фербин? — спросил король.
Фербин замер. Что-то он услышит о себе?
— Убит, — сказал тил Лоэсп. Сказано это было, как показалось Фербину, без всякой скорби или жалости. Чуть ли не с удовольствием, как решил бы человек менее доброжелательный, чем принц.
— Убит? — застонал отец, и Фербин почувствовал, как увлажнились его глаза.
Сейчас. Вот сейчас и надо сообщить отцу, что его старший сын еще жив, пусть от него и несет говном.
— Да, — сказал тил Лоэсп, наклоняясь над королем. — Этого тщеславного, глупого, избалованного маленького сопляка сегодня днем разорвало в куски на хребте Черьен. Тяжелая утрата для его портных, ювелиров и кредиторов, осмелюсь заметить. Что же касается всех достойных, то...
— Лоэсп? Что ты?.. — захлебываясь, проговорил король.
— Мы здесь все заодно, так? — сказал тил Лоэсп, игнорируя короля — короля! — и оглядывая присутствующих.
В ответ раздался нестройный хор тихих голосов — судя по всему, одобрительных.
— Кроме вас, священник, но это не имеет значения, — сказал тому тил Лоэсп. — Продолжайте чтение.
Тот продолжил, глаза его широко раскрылись. Помощник доктора посмотрел на короля, потом метнул взгляд на доктора, который взглянул на него.
— Лоэсп! — воскликнул король, и в голосе его послышалась прежняя властность. — Что ты имеешь в виду, оскорбляя меня и мое погибшее дитя? Это чудовищно...
— Ну-ну, помолчите-ка.
Тил Лоэсп положил шлем на пол, подался вперед, уперев подбородок в костяшки пальцев, а локоть в доспехе возложив на нагрудник короля. Это был невероятно оскорбительный жест — настолько, что все предыдущее показалось Фербину детской игрой. Король поморщился, дыхание вырывалось из его рта с хрипом, даже с клокотанием, как показалось Фербину. Доктор закончил обнажать рану в левой части груди короля.
— Я имею в виду, что этот трусливый маленький говнюк сдох. Понял, старый кретин? — сказал тил Лоэсп, разговаривая со своим господином и повелителем так, будто тот был последним нищим. — А если он каким-то чудом еще жив, то это ненадолго. Что касается твоего мальчонки, то я, как регент, пока что сохраню ему жизнь. Хотя бедный, тихий, прилежный Орамен, боюсь, может и не дожить до коронации. Говорят, мальчик интересуется математикой. Мне эта наука нужна, как и тебе, только для расчета траектории снарядов. Все же предположу, что его шансы дожить до следующего дня рождения, а следовательно и до совершеннолетия, будут тем меньше, чем ближе это событие.