Отношения их по-прежнему оставались платоническими: любящие брат и сестра – ну, не абсурд разве? После двухлетней привязанности: писем, встреч, абсолютного друг к другу доверия. Осторожность его в интиме переходила всякие границы, разобраться в мотивах столь странного поведения было невозможно – лепет какой-то ребяческий из уст гусара.
«Ники меня поразил, – вспоминает она об одном из свиданий, когда чаша ее терпения (точнее – нетерпения) наполнилась до краев. – Передо мной сидел не влюбленный в меня, а какой-то нерешительный, не понимающий блаженства любви. Летом он сам неоднократно в письмах и разговоре напоминал насчет более близкого знакомства, а теперь вдруг заговорил совершенно обратное, что не может быть у меня первым, что это будет мучить его всю жизнь… Он не может быть первым! Смешно! Разве человек, который действительно любит страстно, станет так говорить? Конечно нет, он боится просто быть тогда связанным со мной на всю жизнь, раз он будет у меня… В конце концов мне удалось почти убедить Ники. Он обещал, что это совершится… как только он вернется из Берлина…»
Обстановка побуждала к безотлагательным действиям – счастье приходилось ковать собственными руками. Пока нерешительный дружок охотился на оленей в обществе германского кайзера Вильгельма в заповедных лесах под Эберсвельде, она, лежа на кушетке обложенная газетами, прочитывала объявления о сдаче жилья внаем, звонила, ездила смотреть: все было не то. И вот, увидела в «Петербургской газете»: сдается «при наличии необходимых гарантий» особняк на Английском проспекте, связаться в дневные часы по такому-то адресу, кроме воскресенья. Загорелась разом: чувство подсказывало, что на этот раз повезет…
Двухэтажный дом современной архитектуры на Петроградской стороне ее очаровал: маленький дворец! Прелестные помещения со стильной дорогой мебелью, небольшой сад, обнесенный высоким забором, хозяйственные постройки, конюшня, сарай; за постройками – еще сад. Рассеянно, переходя от окна к окну, слушала она пояснения сопровождавшего ее словоохотливого маклера в клетчатой паре, с цепочкой на животе, представлявшего интересы домовладельца.
– Пикантная подробность, мадмуазель, обратите внимание, – увлеченно разглагольствовал тот. – Особняк построен их высочеством великим князем Константином Николаевичем для возлюбленной, балерины Кузнецовой…
Оставив разглядывание изразцов на голландской печи, она вопросительно на него посмотрела…
«…к коей чрезвычайно был расположен, – продолжал маклер, – а впоследствии перекуплен у князя господином Римским-Корсаковым после того, как балерина от их высочества сбежала, сойдясь…»
– …Хорошо, хорошо! – перебила она его. – Подробности эти меня не интересуют… Дом снять я согласна. С будущей недели. Приготовьте, пожалуйста, необходимые бумаги!
– На чье имя прикажете?
Услышав с вызовом произнесенное «Кшесинская», он изумленно выкатил на нее глаза: решил, вероятно, что ослышался. Лепетал что-то невпопад, провожая к выходу, кланялся неловко.
Она отнеслась к случившемуся с достаточной долей иронии. Усмехалась по дороге домой: нашла, называется, местечко. Пристанище возлюбленных-балерин. Вот Ники посмеется, когда узнает…
Въехав в особняк, она переделала только спальню на первом этаже, при которой была прелестная уборная, все остальное оставила без изменений.
Когда Николай, завершив государственный визит, приплыл на яхте «Полярная Звезда» из Германии домой, любовная гавань на Английском проспекте была полностью подготовлена – фарватер для прохода очищен, газовые фонари на причале зажжены, пушки береговых батарей оглушительно палили во славу любви.
Что оставалось делать гусару? Честь мужская повелевала: сдержать наконец данное слово.
6
Случалось не раз: среди ночи, в разгар любовных ласк, раздавался снаружи стук в парадную дверь, сонная горничная сообщала о прибытии дежурного адъютанта с пакетом. Ники в накинутом на плечи бухарском халате прочитывал торопясь послание на гербовом листе, поднимал с удрученным видом глаза: его спешно опять вызывали во дворец. Она старалась проявлять терпение, не устраивала сцен. Что делать: любимый – не мастеровой Путиловского завода, у него столько важных дел! Повисала на шее, вдыхая запах его мундира, целовала жарко, крестила вслед, стоя полураздетая на пороге спальни.