Она посмотрела на Наследника. Он следил за происходящим на ипподроме в бинокль. Рядом с огромным букетом цветов стоял князь Андрей и силился что-то Николаю не то втолковать, не то разъяснить.
– Малечка, этот красавчик с букетом – это князь Андрей, сын князя Владимира. Он тебя выбрал, эти цветы наверняка тебе. Ты ему улыбнись.
Вездесущая Пьерина, видимо, перехватила ее взгляд. Матильда демонстративно отвернулась.
– Душка, ну что ты! Не будь букой. Князь Андрей – не то, что его папаша, – зашептала Пьерина недовольным голосом. Тут же выпрямившись и немного отстранившись от Матильды, она одарила князя Владимира лучезарной улыбкой.
– Чего кривится? И то тебе не так, и это… И танец маленьких лебедей в исполнении господ гусар тебе не понравился. Да что не так с тобой, Маля?
– Пьерина, ты понимаешь разницу между балетом и публичным домом?
– Дура, – начала было Леньяни, но тут раздался колокол, и слова так и не сорвались с губ Пьерины.
Матильда еще раз обернулась на Наследника, затем сосредоточила свое внимание на дальнем конце полосы препятствий, где пятеро участников состязания в защитных костюмах и шлемах рванулись вперед. Она узнала среди них Воронцова. Почувствовав взгляд Матильды, он обернулся, глаза его лихорадочно заблестели, и в следующее мгновение он ринулся вперед с двойным усердием. Он первым преодолел двадцатифутовую стену, первым перепрыгнул через ров. Все было ему нипочем, лишь бы на него продолжала смотреть его Матильда. Она же в это время отвернулась и снова взглянула на Наследника. Он продолжал о чем-то беседовать с князем Андреем, не обращая толком внимания на развернувшуюся на ипподроме «битву».
«Это вот как интересно люди друг друга находят, – размышляла Матильда, – становятся парой? Ты живешь себе, живешь, а потом встречаешь человека, которому вдруг ни с того ни с сего доверяешь настолько, что готов разделить с ним все, что у тебя есть? Жить в одном доме, отдать свое личное пространство, свое время. Свою жизнь… Как проверить, можно ли ему доверять? Не предаст ли тебя он, не обманет ли? Или это как-то само чувствуется? Как мама, став вдовой, смогла встретить Феликса Ивановича, Малиного отца? Это было предопределено, что она его встретит, или это была случайность?»
Матильде нравились окружающие ее молодые люди. Но чтобы вот взять, и, скажем, стать женой того симпатичного молодого педагога из училища – такое не умещается в голове. Когда она рассуждала о своей будущей жизни, на месте ее воображаемого мужа ей представлялся некто абстрактный, красивый и всесильный. Представить этого незнакомца детально и целиком она не могла.
Она не видела исход состязания – он стал неважен, ведь Наследник пожелал видеть Кшесинскую в своей палатке.
Матильда шла, держа голову прямо, понимая, что их провожают взглядами и ропотом, что сейчас она подтверждает все унизительные слухи, разносящиеся под высокими сводами театра, преследующие в залах для репетиций, бегущие вперед нее самой. Если раньше эти слухи были беспочвенны, то теперь – что ж, балерины те же проститутки для благородных мужей. Но самое страшное, самое обидное – совсем не это. Важен только он. Важно только то, что чтобы она ни делала, какие бы усилия ни приложила – для него это все действительно так. Это было безумно обидно. Потому что на самом деле все было совсем иначе, и безудержная горячая обида обжигала щеки именно потому, что это было так далеко от правды. Не просто далеко – прямо противоположно ей. Несправедливо, да, – но это еще полбеды. Получается, что Матильда была совершенно бессильна перед этой несправедливостью – вот что самое страшное. Ну не будешь же ты возмущенно махать руками с криками «Я не такая! Все совсем наоборот!» – смешно же…
С прямой спиной она присела на край кровати в белой царской палатке. Николай сел рядом с ней, и повисла неловкая пауза. Матильда почувствовала себя несчастной – казалось бы, все ее мечты сбылись, и это не сон, она с ним, наедине, – но вместо радостной эйфории она чувствовала горечь, как будто на Рождество вместо подарков тебе подсунули гадость, смеясь над твоей растерянностью от неожиданного обмана. А ты такой маленький, такой беззащитный перед этим большим миром потешающихся над тобой взрослых, и никого больше нет. Снаружи полк жил своей жизнью, продолжалось празненство, и, судя по крикам, состязание закончилось, и кто-то победил. А человек, которого она полюбила, сидит рядом с ней как деревянный истуканчик, и нет в нем сейчас ни гипнотического величия, ни уверенности, ни правоты.