- Что еще за машина? Как давно ты ее заметила? И откуда ты знаешь, что они следили именно за мамой?
- Они уже несколько дней там караулят. Машины разные - сначала черный "мерседес", потом "олдсмобил" и "нисан", а сегодня опять "мерседес"", но с другим номером.
- Ты запомнила какой-нибудь номер?
- Нет. Только первые буквы у "мерседеса" - те же, что нас: VSV. Потому и запомнила. Это в первый раз. А сегодня буквы совсем другие: GPR.
- Номера ньюйоркские?
- Да, со статуей.
- Почему не рассказала раньше?
- Ты не спрашивал.
- Как я могу спрашивать о чем не знаю.
- А откуда мне знать, что тебе интересно, а что нет?
Как всегда, она права, моя Танюша.
- А почему ты говоришь "они"? Сколько их?
- Двое.
- Какие из себя?
- Мужчины. Без бороды.
- Исчерпывающая характеристика!
- Плохо видно, а из машины они не выходят!
- А вдруг это кто из родителей ваших ребят?
- Нет. Они так и уезжают, никого не взяв.
- Откуда ты знаешь?
- Сара сказала. Она последняя уходит из школы, ее мама всегда запаздывает. Сара заметила, что они уезжают, как только я ухожу. И потом у них лица похожие.
- Похожие? - переспросил я. - Они, что, братья?
- Нет, не друг на друга, а на тех в Фанди, которых мы встретили. Когда маму потеряли.
- Ты уверена?
- Да. Очень похожи.
- Вот почему ты решила, что они следят за мамой, а не за тобой.
- Нет. Сначала думала - за мной. Но сегодня, когда увидела маму, совсем о них забыла. А они перехватили мой взгляд, и когда мама убежала, они сорвались с места и помчались в ту сторону, куда я глядела. Наверно. они и не видели маму, но когда заметили, куда я гляжу, бросились в погоню. Нечаянно я выдала маму, - сказала Танюша и расплакалась.
Я прижал ее к себе.
- Теперь ты веришь, что это не ложное воображение? - сказала она сквозь слезы.
- Не знаю,- честно сказал я. - Но учти, если к тебе подвалит какой-нибудь дядя, что бы тебе ни предлагал, что бы ни говорил, держись подальше, ни на какие предложения не соглашайся. Особенно если дядя с русским акцентом. Опасаться нечего - я тебя встречаю и провожаю, а если не я - то Джессика (так зовут бэби-ситтершу). Говорю так, на всякий случай.
- А что если они ее поймали? - спросила Танюша, шмыгая носом.
- Не думаю, - сказал я решительно.
А что мне оставалось?
(Опять!)
Жать дальше на Танюшу не имело смысла - ни в
смысле получения от нее добавочной информации, ни по линии предупреждений. Схватывала она с полуслова, а излишнее давление могло вызвать обратный эффект. Куда более сложным был вопрос, делиться ли мне полученными сведениями - и с кем? У меня были все основания не связываться с ньюйоркской полицией - скорее бы предпочел Бориса Павловича с его частным сыскным агентстом на базе бывшей гэбухи. Но между ним и мной Нептун катил атлантические воды, и по сравнению с оным пространством Нью-Брунсвик, из которого я только вернулся, был рукой подать. Уложив Танюшу и прикрыв из предосторожности дверь, набрал Жаклин, пусть и был риск - даже двойной: во-первых, могла не поверить, как я Танюше, а поверив - это во-вторых могла обернуть полученную информацию против меня. Так и не понял, какие выводы сделала моя собеседница на другом конце провода, но выспрашивала она меня более пытательно, чем я - Танюшу.
- Я не могу вам сказать больше, чем знаю сам! - не выдержал я, уже жалея, что позвонил.
Жаклин поразило то же, что меня - обнаруженное Танюшей сходство между двумя русскими в Фанди и сидящими в машине филерами. И тут я вспомнил, что и на стоянке в Фанди, когда мы вернулись без Лены, стоял черный "мерс", который, как мне показалось тогда, я видел не впервые.
Сказал об этом Жаклин, пояснив, что мерседес - любимая иномарка новых русских.
Ее предложение приехать и лично допросить Танюшу было отвергнуто любящим отцом бесповоротно.
Даже обрадовался, когда оператор нас перебил. Оказалось, меня добивался "Уэстерн Юнион". Через минуту вернулся к Жаклин и продиктовал ей полученную из Парижа телеграмму без подписи: "Береги Танюшу". Она сказала, что немедленно свяжется с ФБР и ньюйоркской полицией, а через Интрепол - с парижской. Вынужден был согласиться, хоть и представил гипотетические возражения Лены. Мои собственные контрвозражения Лене, которые мне теперь некому было высказать, сводились к тому, что когда задействовано столько сил, можно быть спокойным за Танюшу - одному мне за ней не уследить. На ставку было поставлено все, что у меня оставалось - ведь я и женой пожертвовал, чтобы сохранить дочь. Недолго посомневавшись, дал Жаклин питерский телефон Бориса Павловича, пояснив в общих чертах что к чему: бывшая российская гэбуха должна знать о русских мафиях больше, чем ФБР. Под конец Жаклин огорошила меня вопросом:
- А вы сами-то верите, что ваша дочь видела Лену?
- Вроде бы вчера мы с вами ее похоронили. Или я ошибаюсь? Это не я лично опознал объеденный морскими хищниками женский труп и подозреваюсь в убийстве жены?
- Почему не рассказали об этом дочери?
Тут до меня дошло, куда она клонит.
- Как же, помню. Вчера вы буркнули что-то о заговоре.
- Совместно с женой. Зачем - не знаю, но, положим, ей было необходимо исчезнуть, и вы ей в этом поспособствовали.
- Утопив ее в Фанди?
- Или сделав вид, что утопили. Или сама утопла, но понарошку.
- А как же труп?
- Труп - чистая случайность. Как нос Клеопатры.
- Нос Клеопатры?
- Пример Паскаля по поводу роли случайности в мировой истории. Будь нос Клеопатры покороче - лицо мира было бы иным.
- Хорошо сказано, но какое отношение это имеет к нашей истории?
- С трупом вам просто повезло. Его могло и не быть. А так - верняк. Смерть вам обоим подходит еще больше, чем исчезновение.
- Нам?
- Вам и вашей жене.
- Вы думаете, что проницательны, а скорее изобретательны, - сказал я. Собственную выдумку принимаете за реальность.
- Это не выдумка, а рабочая гипотеза. Один из вариантов: инсценировка собственной смерти. Почему бы и нет?
А коли так, то вы с женой добились чего хотели.
- Не рабочая версия, а экстраваганза, - сказал я, прощаясь. - Это уже из области литературуры, а не криминалистики. У Льва Толстого есть даже пьеса с подобным сюжетом - так и называется "Живой труп". А может, настоящее ваше призвание - писать романы, а не вести следствие? Тем более, у вас есть великий однофамилец.
- Почему однофамилец? В прямом родстве. Виктор Юго - мой прапрапрадед.