— Я не ослышалась, ты кричала, Танец Пламени?
— Будь ты проклята, мерзкое отродье! — тяжело дыша, выговаривает пленная эльфийка. Запястья стерты в кровь кандалами, на белой коже испарина, наверное, соленый пот, попадая в ранки, заставляет их гореть. Она сдвигает колени, стараясь скрыть от взора жрицы как семя, смешанное с девственной кровью, вытекает из её лона.
— Я хотела наказать тебя, но вижу, что тебе понравилось, маленькая рыжая потаскушка.
Изможденная эльфийка взвивается, мотая головой и натягивая цепи кандалов, чуть ли не вырывая их из стены.
— Нет предела твоей низости. Весь ваш поганый паучий род будет уничтожен, ты слышишь? Грядет война и ваши бастионы падут, утопая в крови!
Зирит рассмеялась.
— Пока в крови утопаешь только ты. Ты хочешь еще? Хочешь этого раба?
Жрица подошла к Эллу и положила ему руки на плечи, покрытые такой же испариной, какая была на эльфийке.
— Посмотри, какой самец. Какая сила, какая мощь! Ты только что извивалась под ним, моля о пощаде.
Танец Пламени снова дернулась, на этот раз в сторону Элла и заверещала на своем эльфийском наречии, которое на слух напоминало разгневанный птичий клекот. Зирит же лишь усмехнулась в ответ.
— Ты хочешь отомстить? Ты, чья жизнь оборвется уже через несколько минут? На что ты надеешься?
И снова на эльфийском наречии. Уже без перевода понятно, что это отборная брань. Рыжая бестия теряет остатки самообладания.
— Я помогу тебе.
Молчание. Длинные рыжие реснички трепещут, весь гнев обратился в шок.
— Но для этого мне нужно кое-что сделать с твоим телом.
Жрица подходит к ней с легкой полуулыбкой на тонких губах, пара неразборчивых слов и несколько пассов руками. Видимые только ей одной из присутствующих здесь нити магического контроля опутывают эльфийку с ног до головы, сплетаясь узлом на её промежности. Еще одно движение и по нитям пробегают всполохи, а Танец Пламени начинает корчиться и стонать, прижав ладони к низу живота.
— Убери руки, я не вижу, — одергивает её Зирит и делает в воздухе пощечину, от которой руки эльфийки разлетаются в стороны. Её клитор увеличивается и вытягивается вверх, преобразуясь в мужской половой орган. Твердый, слегка вздрагивающий от возбуждения.
— А теперь отплати ему той же монетой, — Зирит отступает назад и обращается к Эллу, — Раб, разворачивайся к ней задом. Вы меняетесь ролями.
— Нет! — истошно кричит эльфийка.
Элл в замешательстве взирает на то, что раньше было женщиной, не решаясь ни исполнить приказ, ни сбежать отсюда немедленно. Позор или верная смерть? Теперь этот невозможный выбор предстоит сделать ему. Какая тонкая ирония. Вполне в духе превозносимой Ллос. Он испуганно косится на Зирит, ожидая удар плети на своей спине, приказа убираться вон или чего угодно другого. Мгновения летят в Бездну. Решения нет.
— Ну что же ты? Куда вдруг подевалась вся твоя жажда мести?
Танец пламени поджимает искусанные в кровь губы.
— Пощади. Я не вынесу этого.
— Пощадите, моя госпожа!
Эльфийка низко склоняет голову, надтреснутым голосом повторяя:
— Пощадите, моя госпожа.
Зирит дважды хлопает в ладоши и в открывшиеся двери вбегают служанки. Одна бросается к одеянию госпожи, другая к эльфийке, а третья грубо и бесцеремонно выставляет Элла за дверь.
— Что там было? Ты словно из Чертогов Ллос вернулся, — кажется, обеспокоенность в голосе Ксун искренняя.
— Не… не могу сказать.
— Идем, покажу, где спят рабы. Скоро начнется служба, на которую тебя все-таки не пригласили.
Диллин
Расскажи мне, как рождается искра магического пламени на кончиках пальцев? За какие струны нужно тянуть силу из Мироздания? Что? Ты паришь в воздухе? Невероятно! Милый, ты самый искусный маг во всем Небит-Даге! Исцели раны на моем сердце, опутай ноги упругой лозой, послушной движению губ твоих. Нашепчи мне в ушки красивое заклинание. Мой господин. Диллин.
— Диллин! Ты уснул что-ли?
Магистр Карагэл Кеил-Ра — преподаватель Эрелдрина, магической академии Небит-Дага для мужчин. Семьдесят килограммов гниющего мяса, амбиций и желчных речей. Их было больше, этих килограммов, но после неудачного магического эксперимента, который изуродовал тело мага, мясо и кожа с его костей отваливаются струпьями и язвами, а иногда и небольшими кусками. Дорогие мантии, пропитанные гноем и смердящие хуже дыхания гоблина, его студенту и одновременно слуге приходится отстирать ежедневно. А еще бинтовать дважды в день измученную плоть. А если он перетянет бинт или нечаянно надавит на болячку, то тут же получит тяжелым посохом по загривку. Готовит, убирает и бегает с поручениями, разумеется, тоже он. А ведь надо еще и учиться, и сдавать экзамены магистру у той же самой постели, из-под которой он только что вытаскивал полный ночной горшок. А этот смрад, поселившийся здесь на веки вечные, пропитал не только каждую страницу книги в библиотеке и каждую вещь в шкафу, но и тело самого Диллина.