- Пошли отсюда, - оборвал я его.
Но мы еще несколько мгновений, как приклеенные стояли и все глазели, глазели.
Человек, оказывается, может бесконечно смотреть, как горят другие люди.
Глава 11
Мы плелись через поле, и ветер нес нам вдогонку ароматные запахи. Почти шашлык, в самом деле, даже живот заурчал. И я тут же разозлился на себя, на свою черствость, и что я уже никакого сострадания не испытываю ни к кому, хотя эти женщины - такие же люди, как мы... пускай и в прошлом.
Хотя, как поставить вопрос. Пока еще неизвестно, кому повезло больше.
- Хорошо, что мы с тобой не превратились в грязных развалин. В очередной раз скажу: охренительно прекрасно, что родился мужиком я! - Рифат хрипло заржал. - Что, интересно, у них в голов...
Мы повалились на землю. Все тело пронзило электрическим током. Нет. Как будто молния ударила в самое темечко... я не знаю, что в таком случае чувствует человек, как будто кипятком окатили голову, и он течет за шиворот, плавит кожу, и вместо мозга теперь раскаленная лава, а глаза ползут из орбит, и нечем дышать.
Рифат сжимает и разжимает пальцы, как орел когти, пятки скребут сухую почку. Изо рта текут слюни, выгнул спину. Потом затрясся, мотая головой.
(эпилепсия у него эпилепсия)
Самого меня тоже потряхивало. Присел рядом с Рифатом. Челюсти плотно сжаты... Нужно разжать, и чтоб он не проглотил язык. Не проглотил... не надо мы больше так не хотим больно зачем вы это сделали как посмели больно мы не будем больше...
Он укусил меня за кисть. Хватанул зубами то место, между указательным и большим пальцем. Я заорал и боль отрезвила. Вопли и голоса в голове стихли, но виски все еще сдавливал обруч. А череп распухал - вот-вот лопнет.
Вот-вот лопнет и потекут мозги...
А Рифат отпихивает меня, машет руками. Взгляд безумный, пустой. Как у... как у той соседки Юрца, как у всех женщин в утро-после-импульса.
Глаза у Рифата как блюдца. Я обтер кисть о штаны, поглядел на цепочку синеватых следов.
- Что это было? - вопрошал Рифат. - Что... Это ты... Ф-фу! Ты тоже почувствовал?
- Боль, как будто башку закручивают в тиски и...
- Как орали! - Рифат встал, придерживая за шершавый ствол дерева. Стер кровь с разбитой губы, поглядел на палец с удивлением. - Ч-щерт... Ты мне чуть пасть не порвал!
- Извини. А ты мне чуть не откусил руку.
- Да ладно, - Рифат потер поясницу. - Даже не хочу знать, что там и как... Надо валить назад и побыстрее. Мы были в отключке?
- Наверное. Не знаю.
Реальность принимала нас медленно. В ушах до сих пор стоял многоголосый хор, заставлявший резонировать внутренние органы - каждую клеточку, и еще меня придавило чувство вины. Горелый смрад висит в воздухе, и передо мной картинка. Уж лучше бы женщины прыгали, бежали за нами горелые! Нет ведь - лежали как лежали, и все.
А мы их сожгли.
И этим все сказано.
- Что-то нашло такое, - Рифат жалобно глядел на меня. - Ты знаешь что это? - он озирался по сторонам, принюхивался, как будто ждал, что обожженые покойницы сейчас выйдут из-за пригорка и двинут на нас, протягивая крючья пальцев, с отваливающимися кусками прожаренной плоти.
- Не знаю. Мы даже... в другую сторону пошли из-за этого. Где теперь наш бензовоз?
- Я... не помню, - Рифат взъерошил волосы. - Почему я не помню, где его оставил? И... - он отвернулся, послышались булькающие звуки. У меня во рту разливался горько-кислый привкус, что-то вроде серы пополам с лимонным соком, но на рвоту пока не тянуло.
Рифат меж тем вытер губы и поглядел на меня.
- Ну? - улыбнулся я. - Пошли искать бензовоз.
Как-то по-дурацки заплутали, по полю-то. В какой-то момент показалось, что мы как заблудившиеся в пустыне, ходим по кругу.
Это последнее НЕЧТО как будто сбило в голове настройку, вытеснило мысли. Боль в голове неприятная. Череп угловатый и внутри перекатывается алюминиевый шарик, стукает по кости.
Горло сухое, как сено в этом стогу.
- Вон он, бензовоз! - оживился Рифат. И тут же замолк и увлек меня за стог.
Я тоже увидел ИХ возле грузовичка. Была б у нас хотя бы винтовка - другое дело. А так... даже соваться не стоит.
- Чего они хотят? - прошипел Рифат.
- Нам бензовоз теперь не нужен. И вообще, ты думал, нам вечно будет везти?
- Может, они...
- Не думаю. Один сюда идет. Они нас увидели, - свой собственный, отстраненный голос казался мне чужим.
Боль не отступает. Все расплывается, как будто мир соткан из марева. Я не стал дожидаться Рифата, полез в сено. Вроде бы есть особая техника, но я ее не знал и вообще, нам надо было просто бежать, а мы как идиоты ползли вперед, протискивались, и сухие травинки-колоски щекотали и кололи тело.
Чистейший бред.
Но мы ползли.
Темно, пахнет затхлой старостью, как из антресолей или из шкафа, вещи в котором долго не перебирали.
Мы затаились и ждали. Вот-вот уже подойдет тот тип, а вместе с ними другие. Стог сена прошьет очередь «калаша». И все.
Снова кислый привкус в глотке, снова мотор колотится как сумасшедший.
- Нету никого! - голос раздался так близко, что я чуть не охнул: вовремя уткнулся в сено. - Стреканули наверно, - незнакомец шумно высморкался. - Ну, ничего, потихоньку, полегоньку переловим... - он засвистел, потом зашелестел совсем рядом с моей ногой.
Потом звякнула «молния», и почти сразу зажурчало.
Мне показалось, что ссал он целую вечность. Потом тип испустил довольный вздох, и снова прожужжал «собачкой». Потом он стал чиркать зажигалкой.
(играет с нами он знает что мы здесь)
Сейчас подожжет. Кислый дым в легких, и надо бежать прочь, прочь...
Он подожжет нас так же, как мы подожгли беззащитных, спящих женщин. И мы заорем, вырвемся на свежий воздух и побежим, объятые пламенем. А эти типы - мародеры, - будут хохотать, а потом пристрелят нас как псов.
Или придумают что похуже.
- Хорошш-шо, - пробормотал тип. Затянулся - это я понял по звуку «п-пф».
Шаги отдаляются.
После нас заставил вздрогнуть взрыв хохота.
Выстрелы, и крик - надсадный, полный животной боли и ужаса.
Взревел мотор. Кто-то давал газу на нейтралке, мучил тахометр. Смешки, обрывки разговоров.
Мы для верности просидели в стоге еще какое-то время. Минут пять, или час - неизвестно. Все равно, что задержать дыхание и сидеть под водой: тебя разрывает нетерпение и недостаток кислорода в легких. Глаза кусал пот, сухие палки кололи всевозможные места.
Не такая уж это веселая штука - сидеть в стогу. Если ты ребенок, то да, а сейчас восторга нет и в помине.
Вылезли наружу, как заново родились. Подул ветерок, повеял прохладой. Мы с Рифатом оба потные, в волосах желтоватые палочки-травинки.
- Забрали, - Рифат поглядел вдаль, прикрывая глаза ладонью-козырьком. - Что это за черти?
- Мародеры, наверное.
- И теперь нам пешком идти...
- Так меньше внимания привлечем. Гоу, - я мотнул головой. Рифат какое-то время еще глядел на опустевшую трассу.
- Что-то они там оставили. Видишь? Пошли, поглядим.
- Погнали уже в городок. Там эти нас заждались, наверное... Эй!
Но Рифат не слушал. Рванул трусцой к трассе, а я за ним, чертыхаясь.
Рифат присел возле обочины. Я подходил к нему сзади, а он резко вскочил и отпрянул от...
... от мертвеца.
Когда ты как минимум раз в два дня видишь чей-нибудь труп, внутренняя шкала дозволенного падает.
Есть еще шкала сострадания. Но и она тоже теряет калибровку, и ты уже смотришь на мертвецов совсем по-другому, не так, например, как на умершую от старости бабушку.
В первую очередь, радуешься тому, что ты жив. А уже во вторую - накатывает волна отвращения или же мерзкого сострадания и жалости - разновидность злорадства.
Вот теперь мы смотрели на истерзанное тело. Лицо синюшнее, глаза подернуты пленкой и тускло поблескивают, как у дохлой вороны.