Метрах в двадцати от меня раздался гортанный вопль, и я тут же вжался в ствол дерева. Показалось, что кто-то из этих горцев меня все-таки заметил, и несколько тревожных мгновений я вслушивался в шелест листьев.
Даже сейчас, в тусклом предгрозовом сумраке кора деревьев вдруг сделалась резко очерченной, чересчур рельефной.
Еще несколько перебежек, и вот уже знакомые места... Шаги, наполненные грязной водой, сломанные ветки. Крики людей напротив, чуть отдалились. Эти уроды побежали за нами, но кого-то в доме все-таки оставили, я так думаю. Кого-то из детей, быть может.
Еще один толстый ствол и еще. Приходилось заодно внимательно смотреть под ноги, чтоб не напороться на капкан какой-нибудь или ловушку.
Все лишние мысли отступили на задний план, когда на меня из зарослей неожиданно выплыл дом. Как заколдованная изба ведьмы, из сказок братьев Гримм. Дом глядел с ехидцей, и казалось, а каннибалы убежали, побросав все на свете. Даже дверь не прикрыли: она покачивалась и скрипела на ветру.
Снаружи-то никого, но внутри обязательно кто-то есть.
И лучше бы мне поторопиться. Если я и впрямь хочу спасти людей из погреба. Твари могут вернуться в любой момент, и тогда убежать у меня уже не получится.
Я присел и зачерпнул грязь, размазал по щекам, по лбу, подбородок тоже испачкал. Так оно будет лучше, хотя маскировка фиговая, конечно.
Несмотря на то, что разум вовсю твердил, чтоб я возвращался назад, тело как на автомате приближалось к дому. Как во сне.
А поясницу пощипывало, как будто отхлестали чем. Мельком так подумал, что из-за того, что бежали с Рифатом сквозь бурелом этот.
К дому я приблизился с боковой стороны, там где было окно. Постоял, прислушиваясь, но ничего кроме стука сердца не слышал. И дышать все трудней и трудней, когда стоишь на одном месте, как будто распухает что-то внутри.
На земле валялась втоптанная в грязь лопата. Я вырвал ее из земли с громким «чавк!», провел ладонью по черенку, разамазывая грязь.
Потом я стал красться вдоль стены.
Хотя меня уже давно должны были обнаружить.
Ни единого звука. А с неба так и моросит. За лесом шандарахнул гром и я вжал голову в плечи.
И вот уже входная дверь. Заглянул в темноту, ничего не различил. В эту же дверь мы аходили с Рифатом, и Ашот тогда стоял и целился в нас. Он вдеь был один здесь... так что, вполне возможно, что остальные здесь постоянно не живут.
А рядом еще один дом, той самой бабки. Может быть, она до сих пор сидит в ванной, зажимая сухую трубку душа.
А после послышался смех и по коже пробежали мурашки.
- Иди сюда, поближе, - пробормотал знакомый голос, в глубине дома. Потом раздался еще один взрыв хохота, и потом послышался звук удара, разбилось что-то, вроде куска шифера.
Заорал надтреснутый голос, задребезжал так противно. А потом хриплый хохот, и снова заржали, хриплые такие, прокуренные голоса.
Я прокрался мимо крыльца, пригнулся под окном. Дождь усилился и его шум служил мне прикрытием.
Я выглянул из-за угла и увидел ту ведьму, в доме которой мы побывали. Она решила искупаться под дождем голиком, и теперь орала и вытанцовывала чуть поодаль, на своем участке, вскидывая руки.
Почему они не сожрали ее? Может, оставили на десерт? Или оставили специально, чтоб было в кого пошвырять камни?
Бабка вытанцовывала, потрясая дряблыми пышками грудей, размазывала по себе потоки грязной жижи, и в нее полетел камень, и ударил в плечо. Я тут же вспомнил, как Рифат кидался половинками кирпичей в женщин, когда мы сидели на крыше.
Тех, кто кидал, я не видел, естественно. А потом еще вспомнил, что с той стороны у домика как раз был навес. Значит, те, кого оставили на вахте, сидят под навесом и швыряют камнями в эту старуху.
Кивнув самому себе, я зашел в дом, и под шепотки и смешки этой отвратной Мариам, и прикрыл дверь. Подпирать ничем не стал, а задвижек никаких не наблдалось.
Тут же споткнулся обо что-то, и чуть не заорал от ужаса, когда небо расколол очередной перекатистый залп грома.
Труп того парня, которому проломили череп, а вот и пес с перебитым хребтом, до сих пор издыхает.
Эти уроды могут вернуться в любой момент. Дождь может усилиться. Или там, бабка может прекратить концерт. Но пока что я кинулся к погребу. Оттуда тянуло сырой гниль - как это мы сразу не заметили? Впрочем, во всем доме тоже воняло как в пещере дикарей: навозом, мочой и кислятиной, табаком и жирным бульоном, сваренных из человеческих костей.
И копоть на истлевших обоях, горелое сало, и половицы разбухли от сырости, не скрипят под ногами.
В погребе мелькнул чей-то глаз.
Я отодвинул ковер в сторону и оторопел. Хотя понятно, что люди бы и сами выбрались, если бы не мощный засов и висячий замок. А дверца еще и на петлях.
Глаз из щели смотрел будто бы умоляюще.
- Сейчас открою! - прошептал я, чувствя как в виски начинает с силой толкаться кровь. Под ногами вдруг загремела миска, поскользнувшись, я схватился за косяк. Может, там действительно Оля?
Вот был бы поворот.
Ключи могут быть у кого-то из этих молодцев, в лучшем случае, а в худшем у них есть ружьишко, захудаленькое. И нужно как-то побыстрее им завладеть. Но неизвестно, сколько там человек. Двое как минимум, а то и трое.
- Ну, чего ты там? Пошла вон, говорят! - послышался голос безо всякого акцента, да так близко, что я даже оторопел на мгновение. А потом отступил в темноту смежной комнаты, по-прежнему, сжимая лопату в руках.
- И чо они, до ночи их ловить будут? Да уже все, прошляпили, - повторил тот же голос, а потом что-то звякнуло и Мариам вновь пробормотала свое заклинание. - Вот старуха кренделя выделывает!
Второй голос что-то бормотнул не по-русски. Первый сразу оборвал фразу на полуслове.
- Следы?
Потом послышался тычок. У меня по спине побежали мурашки, а лопату я уже стискивал так крепко, будто от силы сжатия зависила моя жизнь.
СЛЕДЫ.
Дождь, а подо мной и сейчас лужа, и я наследил, а они заметили!
Сколько угодно можно себя успокаивать, но теперь я точно попал. Возникла гнетущая тишина, и с каждой секундой все яснее вырисовывалась перспектива, что меня застигнут врасплох остальные.
Впрочем, если у этой парочки есть ружья, то мне уже крышка.
Сейчас я и впрямь уверовал, что в погребе сидит Оля. Ведь не просто так я вернулся, в самом деле.
Я шевельнул ногой и почувстсовал, что носок ботинка наткнулся на ту самую миску. Тишина сгустилась еще сильней, снова раздался гром. Сверкнула молния, высветив щель погреба. Показалось, что оттуда взирает целый сонм лиц, бледных, исхудавших, похожих на оживших мертвецов.
В затихающих перекатах, я быстро присел и поднял миску, а затем швырнул ее в коридор, с таким расчетом, чтоб она отскочила от стены.
Миска тренькнулаи зазвенела, и совсем близко от меня, буквально за тоненькой стенкой, возникло движение.
И мне тут же отчаянно захотелось в туалет, но я лишь покрепче сжал черенок.
Послышались осторожные шаги. Потом что-то громыхнуло сбоку, чавкнуло, и следом раздался приглушенный мат.
Потом в проеме показалось бледное лицо. Я старался не дышать, но все равно, он просто не мог меня не слышать. Видно, спасло лишь то, что он и сам здорово сопел.
- Я тебя вижу, - неожиданно сказал он, и по телу пробежала холодная волна, обдала с ног до головы. А следом появилось спокойствие. Сердце размеренно стучало в груди, по вискам стекали капли пота. - Стой на месте, или прям сейчас тебе мозги вышибу.
Тот самый голос, без акцента.
Собственно, лопату я сжал еще крепче, а потом еще раз раздался оглушительный треск, и показалось, что по крыше зашелестели осколки. Впрочем, стучали «осколки» и в щели заколоченных окон: пошел град.