От этого я почувствовал, что мы с ним в неком сговоре, что ли. И что я ему чем-то обязан. На меня легко влиять, да...
После небольшой заминки, мы услышали отдаленный лай собак. Крики.
Рифат, наконец, сдался.
- Черт с тобой. Если он нас приведет в засаду или еще куда - мне плевать. Надоело уже.
Он пошел первым. Следом мы, втроем. Быстрым шагом сошли с тропы, и снова марш-бросок, по бездорожью. Мужчина говорил на ходу.
- Меня зовут Вениамин. Веня, стало быть. Вы не бойтесь, какие уж тут засады. Я вам расскажу сейчас, что к чему... - он тут же стал дышать с хриплой натугой, закашлялся. А я подумал, что вот, вроде бы болел тоже, а полдня уже бегаю по лесу - и хоть бы чихнул.
Вениамин же задыхался. Кашлял и кашлял, а его маленькая дочка подпрыгивала, цеплялась за его штанину.
- Надо бежать! - я схватил его за руку. Ладонь оказалась неожиданно теплой и сухой, даже уютной. Лицо у него побагровело, и Вениамин никак не мог справиться с приступом.
Собачий лай слышался уже ближе.
- Ходу! - оскалился Рифат. - Гоните, что ли?!
И мы потащили Вениамина прочь. Девчушка прыгала следом, спотыкаясь, тогда я и ее ухватил за ладошку. Губки плотно сжаты, личико посерьезнело, побледнело еще сильнее.
Бежали, бежали.
Лай то сбоку, то кажется, совсем близко. Очередь прошила небо, тоже совсем близко, но Риточка даже не взвизгнула: наверное, уже привыкла к стрельбе. Вениамин меж тем перестал задыхаться и кашлять.
Овражек. Спустились по отвесному склону, поскальзываясь, цепляясь за кустарник и корни. Рифат прыгал как горный козел, с автоматом наперевес, то и дело оборачивался, вертел башкой, поблескивая глазами.
Никого, тишина и каждый вдох обжигает нутро.
Перебежали речушку. На дне оврагов всегда журчат ручейки, а сейчас, после ливней, уровень воды явно повышен: почти по колено холодной, жгущей ледяными иглами водицы.
Едва мы успели добежать до противоположного склона, поросшего таким же чахлым кустарником, как раздалась еще одна «калашная» трель.
Мы залегли в кусты. Разом упали, как синхронистки. Я несколько раз смотрел выступления нашей женской сборной и думал: как же это у них получается? Сколько часов тренировок они проводят, оттачивая движения, заучивая новые?
И теперь мы, как единый механизм (без всяких репетиций) припали к земле.
Еще одна трель, и кажется, мы как на ладони.
Вот пули взметают камешки и брызги воды, линия огня все ближе и ближе. Надо вставать и бежать, двигаться, но тело как в киселе, и сделать хоть какое-то движение нереально.
Вокруг тишина, но у меня сильно звенит в ухе, как будто рядом треснули кувалдой по металлическому листу.
- Полежали и хватит, - Рифат размазывает по щеке грязь. У меня в груди дрожит и набухает что-то вроде огромного пузыря. - Подъем!
Рифат теперь вылитый террорист. Борода намокла, на нее налипла грязь. Я почему-то вспоминаю, как мы стояли на крыше недостроенного дома, с дядей Костей. Он бы и сейчас там «воевал», будь все по-другому. Хотя... вряд ли бы продержался так долго.
Мы встаем, Вениамин отряхивает брюки. Как будто пришел на званый ужин и так, легкими движениями освежает брюки, стирает пылинки. Хотя на самом деле, штанины мокрые и в пятнах жирной грязи. Риточку он притягивает к себе, и садится так, чтоб оказаться с девчушкой лицами на одном уровне. Малышка самая чистая из всех нас, как будто и не валялась в грязи.
Мы отходим в кусты. Напряжение хоть и спало, но все равно, упорно следует за нами по пятам. Кажется, сама роща следит за нами, и выжидает момент, чтоб напасть.
- Оторвались вроде, - говорю я. Голос хриплый, в глотке клокочет мокрота. Я сплюнул и закашлялся, а Вениамин тоже, вовсю выплевывал легкие.
- Оторвались... А толку? - Рифат выковыривает грязь из бороды. - Как же она меня достала! Все бы отдал за станок...
- Побрейся ножом, - сказал я, хватая ртом воздух.
- Да им неудобно! - Рифат тряхнул волосами. - Думаешь, не пробовал? Я и так ее подрезаю. Так бы уже целый сноп с собой таскал, - он фыркнул и вытащил из рюкзака термос.
- На черта ты это делаешь?
- А что? - Рифат поднял на меня взгляд.
- Она же грязная. Наберем где-нибудь... там! - я махнул рукой.
- Пусть будет пока грязная. Да она проточная, - Рифат глотнул из термоска - когда он только его успел добыть? - Нормальная вода. Сладковатая, а так - ничего. Лучше такая, чем вообще никакой. И бутылку наполню...
Я выхаркнул зеленоватый сгусток и почему-то вспомнил, как мы прятались в стоге сена. Я перевел взгляд на Вениамина:
- У тебя астма? - мужчина покашлял и кивнул. - Так что ты знаешь? Откуда вы бежали?
- Не думаю, что стоять тут безопасно, - вмешался Рифат. - Воды у нас теперь завались, так что предлагаю дернуть отсюда.
Мы пошли по тропинке. Снова сырость и холод, штаны мокрые, и обувь хлюпает. Лишь бы не слечь совсем. Боюсь, что корешки и травы Рифата мне больше не помогут.
- Вот почему надо ТАК? - всплескивал Рифат руками. - Почему нужно воевать? Почему... люди сразу в животных превратились - и полугода не прошло. Сразу - конец света, какие-то группировки. Нет, не верю я, что нет нормальных поселений, общин... Должны быть такие, ну хоть тресни!
- Такие есть, - отозвался Вениамин. - Ритусь, как там твой животик? Болит еще? - девочка молча покивала. - Ну, недолго уж осталось. Непослушный какой животик! Я ему наказал не огорчать Риточку, а он знай себе, болит!
Легкая улыбка тронула личико малышки, но мордочка ее осталась в целом настороженной и не по-детски хмурой.
- Есть? - переспросил я. - Интересно знать, где? И почему нам нельзя выходить на трассу?
- Где вы вообще были, в последнюю неделю? - усмехнулся Вениамин и снова закашлялся. - Полагаю, можно сбавить ход. Бежать за нами не будут, воображают небось, что со временем мы сами попадем к ним в лапы. Военные контролируют почти все мало-мальски оживленные магистрали, трассы... Много таких кочевников. А еды все меньше и меньше. Хотя, что стоит производить ее вновь? Что, в общем-то, изменилось?
- Ну, значительную часть населения выкосила другая значительная часть, - ответил я. - Кстати, каковы потери, в принципе? И если военные что-то там контролируют, то отчего не перебьют тварюг?
Веня пожевал нижнюю губу, чуть свел брови (тоже седоватые) к переносице. Странно: на вид ему не больше сорока, а уже седой.
- Прикидывал и так, и эдак. Сложно сказать. Но факт остается фактом: мужчины понесли хорошие потери. Плюс, не забывайте про пенитенциарную систему. Не забывайте про военные части, про кадетские корпуса. Там женщин нет. И все эти люди сейчас окрылены свободой. Именно вырвавшиеся из мест не столь отдаленных уголовники и собирают банды, их, конечно, никто не ловит. Потому что идет коренная смена власти, потому что рвутся, ломаются устои. Сколько людей умерло? Не знаю. Сколько сошло с ума? Много. Это похоже на внезапно вспыхнувшую войну, где каждый друг против друга. Говорите, почему нет уютных таких общин, поселений? Потому что они неконкурентоспособны. Потому что община имеет тенденцию расти.
Нас было сначала пятнадцать человек. Семья, можно сказать. Через неделю пришло еще пятеро, потом еще десять, двадцать «голов». Община разрослась, народ стал конфликтовать. Все в этом мире хорошо, только люди все портят, - он горько усмехнулся. - Да-с, портят.
Зачирикала птица. «Чиу-чиу-титити». Вот же бывают люди: слушаешь, и на душе становится спокойно, как будто все знает человек, все растолкует. А может, собственные синапсы включили обратную тягу, после пережитых стрессов, и от этого накатило спокойствие.
- Жили бы мы так, и не тужили, - Вениамин провел ладонью по волосам. - Был у нас такой, заводила. Все норовил власть взять. Дело молодое, да и возможность влиять на других всегда будоражит, тем более в такое-то время. Община росла, росла... Наш совет уже не мог ее как следует контролировать.