Третий путь предвещает миру Леонид Фишман в статье «Смена ориентиров» (www.politjournal.ru). Он связывает перспективы «действительно иного будущего» России с «радикальным изменением миросистемы». В этом предположении отражена тоска современного человека по нескомпрометированному пути общественного развития, по возможности не покупать смысл жизни ценой идеологического рабства, а саму жизнь — бездумьем.
Третий путь — это код Птицы Паулин как метафоры неизвестного, но ожидаемого и дорогого будущего России. Конкретные догадки об исторических задачах России неизбежно огрубят тончайшее предчувствие миссии, то есть ненапрасности и самоценности существования русского типа в числе духовных разновидностей человечества. Наша задача пока жить честно, воплощая свою частную миссию, а проще говоря, делая свое дело, и верить, что «не будет обронена и потеряна человечеством Россия <…> как привилегированное пространство свободного, алчущего и страждущего духа» (Ермолин).
Ведь, что и продемонстрировала нам проза о «русском проекте», историю делает не политика, не строй и лидер, не революция или централизм, которые взаимообращаются друг в друга, а — душа.
Мы — каждый — рождаемся с будущим за душой. С Историей за пазухой тела.
(Опубликовано в журнале «Новый мир». 2007. № 1)
Человек с ружьем:
смертник, бунтарь, писатель
Ретро-война и современный ремикс
«Добровольцы (рекрутская)» — стихотворение просилось в эпиграф. Его подарил мне на последнем Форуме молодых писателей в Липках молодой поэт Сергей Михайлов, вместе с другими произведениями своего сборника[113]. Особого внимания в нем заслуживали два раздела свободных стихов, глубокое обаяние которых основано на соединении света «вечных» тем человеческого бытия и трагической мглы остро прочувствованной автором современности. Я отвлеченно наслаждалась искусством, как вдруг одно из стихотворений своей почти агрессивной злободневностью сбросило меня с ясных высей эстетики на хмурую твердь публицистики. «На войну собирались шестеро»…
Поочередный говор шести богатырей в стиле старинной баллады или народной былины. «Говорил один…», «Говорил другой…» — каждому из шестерых автор подбирает свой мотив идти на войну — в традиционно-романтическом ключе: первый идет «за родимый край воевать», второй — искать пропавшего на войне сына — или мстить за него, третий — испытать себя и славу заслужить, четвертый — за добычей, пятый — от одиночества бежит, а шестой, «самый молодой», — от несчастной любви. После зачина сразу следует развязка:
На войне оказались шестеро, В вертолете одном, лицом к лицу. Говорит один: И дурак же я! За Державу шел, а пришел, как вор, Не свое защищать, а чужое брать. Говорит другой: Старый я дурак. В мясорубке этой кого найдешь? Отомстить — кому? Черту с дьяволом? Третий говорит: Что я за дурак? Нет, война без разбору людей кладет. Я троих убил — все гражданские. Говорит четвертый: А я, дурак, Поживиться думал на дармовом. А теперь бы просто пожить еще. Пятый говорит: Дураком я был — Стал вдвойне дурак. Бедовал один, Так теперь со смертью в обнимку сплю. Говорит шестой (а висок седой): Не любил бы я — не страшна и смерть. Не страшна и смерть — только б свидеться. Ты меня, сержант, как-нибудь пусти, Мне проститься с ней, и достаточно. Но шестерым и еще шестнадцати. Не уйти на родную сторону. Всех накрыло одной гранатою — Замолчали они, убитые.
Никто из героев, пришедших на войну со своим дорогим умыслом, не нашел в ней мало-мальски ценного смысла. Сергей Михайлов представил нам войну-саму-по-себе, очищенную от наших иллюзий и украшательств — до состояния чистого понятия «войны» как воплощения противоестественного миропорядка, не управляемого разумом, абсурдной ситуации, неприменимой к живым нуждам человеческой жизни.
Независимо от провозглашаемой цели дело человека-воина заранее проиграно: войну не оправдать, не приспособить.
Эта чисто современная, сравнительно недавняя концепция войны нова для нас, со школы привыкших видеть в войне высокий подвиг богатырей Куликовской, Бородинской, Сталинградской. Война для традиционного сознания — это ратное дело, столь же благородное и извечное, как какое-нибудь кузнечное или земледельческое.