Это ощущение игры на чужом поле, этот подавляющий образ чужого пространства, которое уже само по себе, помимо местных людей, воюет против тебя, русского солдата, впечатляюще удалось воплотить «афганскому» прозаику Олегу Ермакову в романе «Знак зверя». Афганское солнце, замораживающее дневные часы в мертвой знойной вечности, афганское лето, вмиг старящее ландшафт, афганские «звезды грузны, горячи, русские — бледнее и легче», сеющая ужас догадка о слитности местных повстанческих отрядов с местной землей, которая им помогает: «Может быть, действительно они воюют на этих горах с духами? Бесплотными и неуязвимыми духами гор?» В новых войнах нет фронтовой полосы — есть дома, улицы и рынки, приспособленные под атаку и оборону. Постом спецназовцев может стать бывшая школа, орудием чеченских боевиков — школьные качели, которые они заминировали (Прилепин). Пространство межнациональной войны — мирное, обжитое чайханщиками и цирюльниками пространство. Люди по-восточному неторопливо и со вкусом гуляют, бреются, пьют чай, угощают русских солдат бахлавой — но «кто же все-таки громит армянские дома?» (Гуцко). На чужой земле победы неуверенны, обратимы: «Город в руках федералов, — слышу я разговор в другом месте, — но боевиков в городе до черта. Отсиживаются. Днем город наш, ночью — их» (Прилепин).
Не секрет, что новые войны проходят под знаком скрытности и видимой (или действительной?) бестолковщины. «Ничего никто не знает, бардак обычный» (Прилепин). Чаще всего тема преступно бестолкового ведения новой войны возникает в романе Прилепина. Публицистический пафос этих эпизодов тщательно замаскирован, аккуратно вписан в художественное движение текста — и все-таки правда о войне бросается в глаза, будто выделенная шрифтом газетной вводки. Противником расстреляны дембеля, отправленные в аэропорт уже без оружия. Пьяный прапорщик, стреляющий по своим. Задержка помощи, пренебрежение сообщениями о планах противника, недоверие солдат к командованию.
Такие особенности новой войны задают новое к ней отношение, немыслимое во времена Великой Отечественной. Так, для героя повести Некрасова ситуация боя, отчетливого присутствия противника желательней, чем скитание без дела вдали от линии фронта: «Хоть бы немцы где-нибудь появились. А то ни немцев, ни войны, а так, какая-то нудная тоска»; «отсутствие дела страшнее всего». Высказывания совершенно безумные в нынешней войне. Герои современной прозы все, как один, хотят отсидеть положенные по командировке дни в бездействии. Страшнее всего для них именно «дело», а уж фразу типа «хоть бы “чехи” где-нибудь появились» в их устах представить почти смешно. «Главное, чтоб командир у вас был упрямый. Чтоб вас не засунули куда-нибудь в… <…> у нас на пятнадцать человек — двое раненых — и все. Потому что клали мы на их приказы»; «“Вот было бы забавно, если бы мы в этой школе прожили полный срок и никто б о нас не вспомнил…” — думаю» (Прилепин).
«Если бы солдат был сыт, одет и умыт, он воевал бы в десять раз лучше, это точно» (Бабченко). Логика немыслимая для Отечественной войны, когда кормила и грела идея о неотвратимом, само собой разумеющемся долге, когда силы удесятеряло не условие: «если — то», а опрокидывание условий: «несмотря на то что — все-таки».
Для персонажей новой войны их дело — не кровная необходимость защитить родину (потому что вдали от нее, потому что в чужом пространстве). И не амбициозная боевая кампания (потому что организация бестолкова и любой успех с лихвой компенсируется нелепыми потерями, потому что нет доверия к планирующим кампанию верхам). И не путь к славе и подвигу (сама война как дело вообще и как конкретный конфликт с неопределенными правыми и виноватыми примешивает к мысли о всяком действии во имя нее язвительную нотку сомнения). Недаром мы встречаем у Карасева эпизод с выписыванием, по указанию начальства, наградных за вымышленные подвиги, медали по которым все равно не были получены, а у Прилепина читаем и вовсе нелепую для сознания воина Отечественной вещь: «Снова пили, приехав в Ханкалу, и наш куратор обещал нам ордена. Вася послал его на х… от всей души, и куратор ушел и больше не приходил» (Прилепин).