Но всегда помните - русский нигилизм не есть пофигизм.
Россия пребывает во внутреннем разладе, выразившемся в противостоянии и непрекращающейся гражданской войне между правительством и народом. Русские - нация, наиболее склонная к междоусобицам, потому и подвержена всяческим экспериментам.
Идет очередной этап "антитеррористической операции". Все эти годы, что прошли с 1993 года. Всякое вооруженное сопротивление власти невозможно, - нет такой партии. За эти годы появились свеженарытые могилы на всех разросшихся кладбищах страны, по всем весям и долам, - и лежат в траншеях 40-летние мужики, словно погибли на фронте... А ведь это поколение начинало "революцию" для Е.Б.Н.-а! Одних убили бандитские разборки, других - нищета, третьи - сами ушли от жизни. А сколько пропавших без вести? Наверное, если поднять милицейские сводки по неопознанным трупам и сопоставить их с числом пропавших без вести, - выйдет интересная корреляция...
Еще со сталинских времен власть не хочет признать безвести пропавших и братские могилы НКВД тождественными. "Нет человека - нет проблемы", - говаривал "Рябой".
У нас в стране боятся не закона, а лихих людей. Пострадать от закона - значит пострадать за "правду". Когда есть государство, права не нужны, достаточно иметь отлаженную бюрократическую структуру, живущую по закону самодостаточности, имеющему охранительную функцию.
Идеал русского человека воплощен в традиции Православия, мистическом слиянии с Божественным Логосом, синтезе земного и горнего, который требовал от русского человека жертвенности и очищения страданием, и был подменен еще в Петровские времена идеоЛогическим мировоззрением западного типа. И всегда это параллельное существование было источником противостояния светского и духовного в жизни народа. Внутренний опыт духовного подвига, "русской правды", воплощенный в архетип "Царствия Божьего на земле", оставался Истиной, Роком Божественного, родовым для Православной Руси, делал русского человека свободным через искупление и освобождение, его - вечного раба приблудных господ!
Но человека свободным делает не миф, созданный традиционной культурой, а только его волевое решение!
Фашизм, возникший из романтизма времен "бури и натиска", действия, направленного на изменение существующего мировоззрения, и эклектики мистических и оккультных течений "земли и крови" некоего "гиперборейского человека", нашел благодатную почву в России. Долго "комуняки" нам "впаивали в мозги" свои "гуманитарные" идеи - по сути оказавшиеся только борьбой за власть и собственность! Как говаривал "Лукич" - в стране последняя стадия империализма, загнивающая. Точнее, отмирающая, - от империи кусками отваливаются большие национальные территории, и главное - человеки. И высветилась вся подлая структура коммунистического вождизма тех, кто завладел чужой собственностью еще в семнадцатом году, нелегетимность их власти. Их интересы, наконец-то выпятились, показывая бесконечное презрение к своему народу.
Андрей нес теперь это в души. Но это - уже политика, и она требует своей идеоЛогии "коллективного бессознательного".
Автор не собирается навязывать читателю мнение о правильности выбранного героем пути. Тем более, кто знает - кто творец его? Но помните, - после кровавой охоты, длившейся казалось вечность - всегда, когда вас обнимает костлявая старушка-мать со слезами счастья в выцветших глазах, обрадовавшись вашему возвращению домой, - что в мире есть Любовь, а не только Смерть. И еще - вы всегда будете любить свой родной город.
Часть N2
Золотая Империя
Низкое солнце било в глаза, не ослепительное, но яркое. От цветов в луговине поднимался туман, роса замочила ноги. Дорога среди цветущих полян и сопок спускалась в распадок. Он видел, как она появляется по гребням на следующей террасе, и вышел на нее, вскоре вступив под полог леса, с широких листьев ореха падали капли. Безлюдье. Неожиданно в стороне за деревьями показались поля, а потом и деревня. Он свернул с основного проселка, пересек мутный поток, поднялся на взгорок по вязкой дороге, не заходя в пустынную деревню, в застывшем, мокром воздухе не слышалось ни звука.
...Золотая империя чжурженей собрала со всех окрестных народов рабов, охотничьи селения соединив дорогами, дальних превратив в ближних, распахав лесные поляны и введя порядок производства и потребления, новую одежду, регламентировав каждый поступок и обезличив каждого работающего. Чтобы создавать маленькое богатство для большого государства, чтобы заставить людей непрерывно работать сообща, нужно каждого по отдельности разъединить, дать со стороны приказ, и снова собрать вместе, - разобщенные, они уже не заботятся о том, что им делать, лишь бы делать, а причина интенсивной работы найдется, хотя бы страх голода. И Золотая империя стала золотой. Теперь рабы боятся всякого конного, появляющегося с того конца дороги, где власть построила пышные города. Чиновники уже не удовлетворены ни прекрасными лошадьми, ни разукрашенными колесницами, они же богаты! Их уже носят в носилках в сопровождении собственных верховых слуг.
И вот теперь видеть их, с осторожными манерами и благообразными лицами, с засученными рукавами одежд, пешими, на лесных дорогах в глубине сопок, казалось странным и чуждым. Где их кони? Где их свита? Вот и приходит на мысль "Маленькое богатство для маленьких воров, а придет Большой вор, - он возьмет все, для него припасенное, всю Золотую империю". И понесутся по ровным дорогам орды мрачных всадников, уже неизвестно во что одетых, смесь дикости и праздности напялив на себя, озлобленных рабством и не знающих жалости. Они заставят в осажденных городах жрать человечину. Огнем выжгут эти всадники поля, столь кропотливо возделанные рабами, пустят по ветру правильные поселения, и их стрелы разгонят оставшихся в живых. Они, испытавшие рабство и унижение, поднявшие красные штандарты свободы, не нуждаются в рабах, только в безграничных пустых пространствах, которые населят новой расой свободных людей, своих потомков. Они, взявшие все и утолившие свои обиды, заалчат мирового господства, ведь нищие не знают меры!
Куда направляется этот человек. В какие долины переносит его туман. Зовут его Канкэ-чужак. Какие случайности, отвечающие на его мысли, он ищет, ибо в тумане редкие ориентиры памяти высвечивают их ярче, чем в повседневности на слепящем свету дня. Да и понятно, утратив беззаботность прошлого, усомнившись в порядке нынешнего, убедившись в непредсказуемости будущего, он не может не думать о тайне, наполняющей окружающее, сводящей вместе случайности, складывающиеся в судьбу. Разобраться во всем он не может, настолько коротка жизнь его, но и не знать не может, так как все, что он знает, это и есть - все.
Идут, идут войска полынной равниной в свете поднявшейся на востоке луны, пересекая границу Цзинь змеёй из запыленных железных шлемов, суньский дракон пересек священные рубежи Золотой Империи, манзы прикидывались мирными карпами в своих искусственных садах, и вот выползли, гремя чешуйчатыми панцирями и тускло мерцающими отточенными пиками с бунчуками на концах, и потянулись мощеными дорогами, словно поздней осенью многочисленные соцветия рогоза пылят по протокам рек.
Семь лет дождей и тайфунов превратили Цзинь в болото, каналы расхлестались по широким долинам, бесплодная галька засыпала плодородные поля. Степные рубежи открылись в доступный мост для варваров и их скота, вторгшихся из бескрайных пустынь под безграничным небом с пыльной вечностью в узких и лютых глазах мэнгу. Орды номадов потянули за собой великую сушь, где раньше чжуржени страдали от дождей, запылали поля гаоляна и священные горные леса, кочевники освобождали землю для своего скота. За ними шли войска Сунь, таща за собой чудовищные стенобитные механизмы и ракетные станки для осадных стрел.