Да, да, - говорю ему, а сам понимаю, что Силин уже там. За стеклом балконной анфилады промелькнул силуэт. Я стремительно сближаюсь с белобрысым, захожу за спину и бью его по голове тяжелой рукояткой пистолета. Еще раз! Без злобы - так надо. Тот поворачивается удивленно ко мне лицом и сползает молча по стенке. Я иду в темный очкур, где выход на крышу высотки.
Силин, нельзя, - говорю громко в резонирующую пустоту.
Когда Влад появился в Москве, жизнь на скамеечках как была, такой и осталась. Куполом над Москвой расцветилась только реклама. Обыденная жизнь, некоторый ажиотаж вокруг новенького "Мак-Дональдса", приезжая публика выстраивается в длинную очередь. Смесь хвастовства и гиперсексуальности пубертатного возраста витает в стайках подростков. Разговоры их - помесь уличной мифологии с рассказами праздного чтения, нерегулярного и бессистемного. Вроде какая-то мысль задает задачу, но постоянно передергивает и перепрыгивает, не может пережить своего же заданного вопроса и процесса мышления до конца. Обыденное мышление дает иллюзию свободы души, но отнимает волю жить сознательно. Москва полна отживших людей и от них рожденных - неживших. Гигантская кормушка, где можно удовлетворить свои амбиции - денежные, тщеславные, сексуальные.
Влад перебрался окончательно в Подушкино по Красногорскому шоссе в бывшую дачу отца. Брат Миша продал квартиру в Москве на площади "Правды", развелся с Людмилой, купил ей квартиру и на прощание разбил губы. Он вернулся к своей первой супруге с двумя детьми и укатил заграницу. Будапешт, Стамбул, Каир, Дели, Джакарта, Сингапур, Тель-Авив.
Москва это вертикаль - по уровням, я говорю об учреждениях типа здания СЭВа, или высоток Нового Арбата, горизонталь - коридоры учреждений, прежде недоступных человеку с улицы, малоэтажных муниципальных особняков Центра, где нужно ждать пропуска в тесноте приемных, и множество комнаток в длинных коридорах, как в коммуналках. А еще есть посольства многочисленных стран, где на улице перед входом всегда очередь просителей, равных по очереди.
Москва, раньше закрытая еще с вестибюлей управленческих учреждений, где шла своя игра, имеющая свой механизм проникновения, строго по рангам и иерархии приоритетов, вдруг открылась "другим", праздным "Остапам Бендерам". И теперь их наглость открывает двери, надо только знать нужные слова - пароли и имена, прежде недоступных чиновников, показавших вдруг свои номенклатурные лица. Все стало значимо для них, когда говорились "волшебные слова": "Наша фирма", "Продажа", "За валюту", "Подписать к исполнению", - или просто спустить указание по иерархической лестнице к нужному исполнителю. Словно по волшебству, все коридоры стали доступны! Как в американских административных офисах. Больше напоминает какую-то головоломную игру из вашего детства. Пространство заполнено, но есть свободное место, куда можно передвинуть свою "квадратную фишку", поменяться местами с кем-то, имеющим другой номер, ведь вам всем надо выстроиться среди равных по-порядку номеров! Таковы правила игры по-американски.
Вдруг понадобилась книжица Перельмана "Забавная арифметика", где на примере из американской и римской деловой истории вы узнаете "о пирамидах", о бесконечном ряде цифр, сказочным образом превращающихся в гигантские, шаг за шагом все стремительнее в зенит! Личности человеков распадаются, показываясь только значной или незначной стороной, и так - тебя оценивают и используют. Капитализм это как отыскивание на теле и в волосах жирных плотных вшей - взаимный грумминг.
Москва вдруг полюбила американцев.
- Я Чарльз, Райан (или "Болан", или "Алан", или "Джон Смит"), Кентукки! - радостно лыбится с официальной дружелюбностью "представитель".
- А, ага... это там, где Форт-Нокс и золотой запас Америки.
Вот ты открыл дверцу помойного шкафчика - и тараканы гурьбой стали разбегаться. Пути их хаотично пересекаются, но общее направление ясно - спрятаться в потайные норки. Так и "бизнес" в Москве - нужно найти свою нишу в структуре нарождающегося капитализма, и в первую очередь застолбить за собой "офис" в комиссии по госимуществу при правительстве Москвы. И вот уже побежали с бумагами в руках на Петровку в невзрачный двухэтажный дом. Лихорадочные поиски спонсоров, покровителей.
Немые раньше евреи, вдруг заговорили о своих сионистских корнях и близости к лобби в сенате США и кнессете Израиля. Открылись связи по конфессиональному, профессиональному, номенклатурному и национальному признаку. Комсомольское начальство вылезло из райкомов на "спекулятивную" улицу, начали "варить джинсу" и, используя "еврейские" деньги - как капитал взаимовыручки и взаимодоверия, - закрутило свои деловые проекты. От них не отставали армяне, с их вечным желанием маленького "семейного" бизнеса, ресторанчика, шашлычной, мебельной фабрички. В просторном подвале в Кривоколенном переулке вьетнамцы работали теперь круглые сутки, обшивая "фирмой" многочисленные "европейские бутики".
Расцвела реклама, где начали заправлять вдруг разбогатевшие на валютном "нале" художники-оформители. "Илона Давыдова" - первый удачный "брэнд" для лохов, попавших на крючок ловкой мошенницы, а точнее, ее мужа из Подмосковья, обосновавшегося в бывшей котельной, производившего винтовые лестницы по ворованному "американскому" патенту для коттеджей "Рублевской буржуазии". А потом, пошли в дело устаревшие линии по производству и упаковки чипсов, лекарств, колбасы, производство казеина, из костей скотобоен, для осветления пива на многочисленных провинциальных пивных заводиках. Артбизнес на Арбате, самопальный "Палех", "Федоскино", матрешки, открытки с видами Кремля. Компьютерный бизнес "серыми" комплектующими - доллары, плотно упакованы в неподъемные пластиковые мешки и складированы в задних комнатах без окон.
Но первыми "кристаллами" капитализма, конечно, были платные туалеты за пять копеек на вокзалах, и этнические "семьи": ДК "Меридиан" - "комсомольцы" Ходорковского, Маросейка и турфирма "Конкорд", доступ к визам и авиабилетам - армяне, беженцы из Баку, Замоскворечье - подпольные тотализаторы и кассы "взаимопомощи" каратистов и глухонемых.
Беготня "мидла" стремительно приближалась к 1991 году. Кризис как-то быстро разрешился, оставив холодную дымку от ночных кострищ и сюрреалистические пейзажи из труб, арматуры, хаотично торчащих из баррикад на площади перед зданием "мэрии". Все последующие "революции" проходили там-же.
А публика занята своей "игрой" - карты и фишки были розданы, и игроки не могли просто так бросить их и встать из-за стола. Ставки росли и с ними росли аппетиты игроков. Уже назревал новый кризис, кризис пробившихся наверх "пирамид", где пространства мало и воздух разрежен - там уже не было взаимной вежливости "буржуа". Играли уже не свободные игроки, а шулера и бандиты, хватаясь судорожно за Smith&Wesson при каждом телодвижении соперников. Кризис вылился в Первую Чеченскую войну.
Прохладный день. Солнечный свет падает сквозь ветви на землю, осыпанную опавшими листьями. Движутся тени по земле.
Для Влада стало понятно, что Панагии в России - нет. И забросив деловые и денежные узы, он выбрался Заграницу, пытаясь там найти следы исчезнувшего Артефакта. Прага, Афины, Париж, Амстердам, Лондон, Чикаго.
Цветок для Большого Зирро, или в духе постмодерна
"...Буря мглою небо кроет,
вихри снежные крутя".
А.С. Пушкин
Охота за реальностью - опасна. В азарте преследования можно забыть о самой реальности. Вдруг увидеть за спиной, как Дерсу Узала - амбу, по следу которой ты шел. Она сама начинает охотиться за тобой.
А все потому, что реальность - не статическая "переводная картинка". С ней нужно обращаться аккуратно, чуть поскреб не так, как нужно, и - все, из прекрасной наклейки она превращается в нечто "без-образное", совершенно негодное и неуместное на том предмете реальности, на который ты хотел ее налепить. И ты выбрасываешь, безнадежно испорченный картинкой, сам предмет своей реальности. Как ребенок, обиженно надув щечки, тебе уже хочется - не изменять реальность по своему эстетическому "чувству", а - наказать ее!