Их посадили вместе в предбаннике кабинета Хозяина, и они, с ревнивой завистью относясь к стервозности друг дружки, артистично пышно расцвели, конкурируя и нежно любя себя, как лучшие подружки.
Деньги там крутились гигантские, а заработок мужа, кандидата наук и преподавателя в институте ее начал раздражать, и ему пришлось "временно" уйти в "челноки" - возить "итальянскую" модельную обувь из Джакарты. Смыслом жизни семьи стали деньги.
Перелеты по шестнадцать часов на Боингах или "пьяных в дым" ИЛ-86, "дружба" с товарищами по бизнесу среди людей всех рас, случайные связи в "пятизвездочных" отелях Индонезии, Карачи и Дели, рыночные "свободные" разборки, "дикий капитализм" "новой" родины быстро развернул его мозги. Купив жене квартиру в Красногорске, разбив ей на прощание губы, он расстался с ней, думаю, навсегда.
На Медведице
Как младший сын, я был любимчиком и считался с рождения призванным. Я боготворил своего отца, политического редактора крупной газеты Москвы и советника генсека, гордился им, хотя он никогда не посвящал семью в свою работу и карьеру среди "избранных". Трещина пролегла при переезде семьи в Москву, пришлось пожертвовать старшим сыном-диссидентом, которого выгнали из университета, отец считал его поступки незрелыми, - перебесится, когда взматереет. Отец много работал, ездил по стране, жил своей насыщенной жизнью.
Когда я женился во второй раз, родители отказали моей новой жене с двумя детьми.
И вот, я - делец, и оказался на Медведице, в элитном пятиэтажном доме, огражденном сквером и решеткой металлического забора, с цветущими акациями под широкими окнами жилищного фонда исполкома, в стороне от интенсивных городских трасс. Со мной пчеловод, которого порекомендовали в Москве, не ожидавший, что нас примут так радушно, накроют роскошный стол с дорогим коньяком, купленным мной в "коопе" по улице Карла Маркса, в просторной квартире начальника местного Водоканала, "золотари мы", - говорит Константиныч, усмехаясь в роскошные усы.
Две девочки с умными глазами, без подобострастия во взгляде и повадках, с торчащими из-за ушей русыми косичками, показывают моему увальню пчеловоду, с широко расставленными голубыми глазами, свои дорогие куклы. Витус устал с дороги, его крепкая шея не влазит в ворот расстегнутой рубахи, он пьян, это видно по красным жилкам в белках глаз, и его уложили в двуспальную постель хозяина, что приготовили нам, освободив спальню в соседней комнате.
Нам же, с Константинычем, хозяйка приносит новые блюда за высокий стол в гостиной. Окна открыты, бьет в подоконник кратковременный весенний дождичек, и ветки деревьев наполняют свежим запахом комнату, мы расслабленно курим дорогие сигареты, неторопливо разговаривая о делах.
Он отдает в аренду под летнюю коммерческую акцию пустующий жилой барак и гараж для машин, бывшую конюшню, базу отдыха Водоканала на высоком берегу Медведицы, с последующей продажей моему пчеловодческому кооперативу, зарегистрированному в Москве - будем возить пчелопакеты из Молдавии. В степях, где гигантские площади сельхозпосевов, годится карпатская пчела, кавказская слабовата, и большое количество лохов, верящих в кооперативное движение, и желающих завести свою пасеку.
По дешевке у "вояк" я приобрел шесть военных "уазиков" по 300 рублей штука, правда, три - оказались на запчасти, и два мощных "маза" с прицепами по 4 000 рублей, заручился поддержкой академика ВАСХНИЛа, тот обещал закрыть на сезон санитарными кордонами границу Украины, - мы будем монополистами не только района, - дадим рекламу во все десять районных газет, и вся область наша! Правда, пришлось заложить квартиру в Москве.
Хозяйка, Ирина, дочь местного секретаря райкома партии, подперев ладошкой щеку, присела за стол на диване, слушает, улыбаясь, нашу болтовню, наполовину замешанную новостями из Москвы.
В магазинах районного городка шаром покати, но в расширенном "коопе", пристройке многоэтажного дома, бывшей стекляшке "пусто-пусто", прилавки ломятся от изобилия продуктов. Здесь и масло, исчезнувшее давно даже в Москве, и колбасы всех сортов, мечта советского человека, - в магазине нет дефицита товаров, увидеть которые можно раньше только в номенклатурных "Березках" за "чеки", - но и денег нет у населения, чтобы покупать, килограмм колбасы стоит как зарплата среднего рабочего, почему и продается с ценниками ста грамм.
Здесь, в Волгоградской области, среди моря лжи и наивных селян, можно было разговаривать, не хвастаясь своей осведомленностью, хозяева прекрасно разбирались в сути Перестройки и ее юридических обоснованиях, держали текущие события в поле зрения и не рефлектировали по их поводу.
Всем нам, владеющим Россией, захотелось жить "как на Западе", просто и свободно, в меру денег, кто какими владеет.
Помню, я принес отцу на прочтение свои первые рассказы, он так и не прочитал их, сказав: "Талант сам пробьет себе дорогу", - добавил, - "ты что, хочешь попасть в эту банку с пауками, что называется Союз писателей?". - Больше я к нему с писаниной не подходил, тогда были другие времена, Альтова.
Перед своей смертью отец говорил "прошлого нельзя изменить".
В Москве семья занимала квартиру на площади Правды. У родителей нас было двое, я и мой старший брат. Он походил на отца, энергичного и рассудительного, светловолосый и стройный, с непокорным чубом и серыми глазами. Я же - пошел мастью в мать, волосы черные, с возрастом начали курчавиться, голова на короткой шее, нельзя сказать, что я хрупкого телосложения.
Когда отцу предложили работу в аппарате ЦК, мы жили благополучной размеренной жизнью в Волгоградской области, казалось, что после работы в Усть-Каменогорске в Восточном Казахстане, родители нашли вторую родину. Отец гордился знакомством с Шолоховым, но кумиром его был Фадеев, отец восхищался и старался походить на него даже внешне. Отец не был коренным казаком, он и мать родом с Западной Украины, отец учился еще в польской гимназии. Как журналист освещал события в Венгрии в 56 году. Мать была строга, никогда не вмешивалась в дела мужа, в семье мы обязаны были называть родителей на "вы". В отличие от меня, мой брат поступил учиться в Ленинград, и это было шагом из семьи, Питер всегда казался мне странным, заколдованным злым волшебником городом, не реальным и понятным, как Москва.
Брат приезжал из Питера последний раз в Москву, мы жили тогда на временной квартире, помню последний их спор с отцом на кухне. Отец говорил, что "власть имеет историческую природу, изменить которую невозможно".
" - Лучше бы занялся тэквандо. Ты - не знаешь правды жизни. Разве я, сын крестьянина, получил бы образование, если бы не советская власть? Есть закрытое постановление ЦК - "опускать" диссиденствующую молодежь, чтобы из них не выросли в будущем лидеры, противопоставляющие себя системе. Это еще Маркс научно доказал, что революция - это диалектика, борьба противоположностей, отрицание отрицания. А мы против будущей революции, мало, что ли крови пролили в последней, мы за сохранение стабильности в обществе, поэтому пресекаем всякое отрицание, мы за онтогенез и конвергенцию нашего общества - постепенное изменение в правильном и нужном для нас направлении. Воля единой партии не ошибается".
Все оборвалось в моей правильной жизни, когда родители ушли, так и не примирившись со старшим сыном и с моей новой семьей, а может, и не в этом дело..., отец застрелился, а мать после похорон приняла сверхдозу лекарства, и последовала за ним. Москва была как взъерошенный улей - укатали "Горби".
А я, так и не нашел свою Родину.
Почему я вспоминаю весну 1988 года на реке Медведице, что впадает в Дон в районе станицы Вешенской? Я не понял нанятого мной пчеловода. Да, я тогда заработал на нем бешеные деньги, я мог купить районную плотину ГЭС, с двумя турбинами размером с двухэтажный дом. Деньги собрали еще в марте, в обмен на липовые квитанции, гарантирующие получение пчелопакетов с элитных пасек из экологически чистых районов Молдавии, мне перевели на счет в Москве. Я по дешевке скупил бросовые пасеки по пути из Молдовы все подряд, и завез на Медведицу. Разбираться с клиентами кооператива оставил пчеловода. Я говорил своим работникам, что кооператив откроет давильню подсолнечного масла.