– Основная идея всей операции – это создать у руководства «Исламского фронта», курирующего районы бывших советских азиатских республик, уверенность в существовании серьезной оппозиции нынешней таджикской власти. То есть легендирование серьезной группы лиц, объединенных общими религиозными взглядами на будущее исламское государство на территории нынешнего Таджикистана и Киргизии. Вывод кураторов «Исламского фронта» на территорию этих республик и дальнейшая их работа под нашим контролем – организационные ячейки, конкретные планы, склады оружия, методы и пути доставки. Ну и естественно, их ликвидация в нужный момент.
– Понятно. Решили повторить опыт ВЧК-ОГПУ конца двадцатых годов…
– Что ты имеешь в виду?
– Ах да, я забыл, что ты заканчивал Институт стран Азии и Африки, а не Высшую школу КГБ. Историю органов вам там не преподавали. Тогда послушай небольшую лекцию. В двадцатые годы прошлого века, после революции, на территории Советского Союза оставались немногочисленные группы лиц, уцелевших после репрессий, сочувствующих Белому движению. И антисоветские организации, коих за границей было достаточно много, пытались организовать на территории, прежде всего Советской России и Белоруссии, мощное антисоветское подполье. Чекисты решили им в этом подыграть – организовали легендированные группы. Туда входили реальные бывшие белые офицеры, и кого-то одного из них выводили на Запад с просьбой прислать к ним заслуженного деятеля Белого движения, поскольку, видишь ли, у них в организации полный раздрай – каждый видел себя лидером, но подчиняться местным лидерам никто не хочет. Операции были подготовлены довольно хорошо. На Западе им поверили и направили для грамотной организации антисоветского подполья лучшие кадры. Так, в частности, был выведен в Советскую Россию Борис Савинков, известнейший на тот момент террорист, и ряд других лидеров. Естественно, здесь их ликвидировали, чем надолго отбили охоту заниматься организацией антисоветского подполья.
А в тридцатые годы чекисты решили этот опыт повторить. Только уже не с антисоветскими организациями на Западе, а с западными разведками, подставляя для оперативной игры достаточно известных деятелей уже советской элиты. Якобы они готовы были сотрудничать с иностранными разведками для организации антисоветского переворота. А также перед ними стояла еще одна задача – доведение дезинформации о многочисленных, построенных уже за Уралом военных заводах. Заводы тогда на самом деле начали строиться, но не в таких масштабах, о каких рассказывалось иностранным разведкам, не имеющим на тот период возможности и времени проверить данную информацию. Так вот. Делалось это под таким строгим секретом, что не всегда отражалось в литерных делах, чтобы не было утечки о проводимой операции и, естественно, не информировались другие подразделения нашего ведомства. Чем это закончилось, знаешь? Тридцать седьмым годом. Когда контрразведка стала получать информацию о сотрудничестве советских госслужащих и военачальников с иностранными разведками, начались аресты. И когда на допросах они стали признаваться в содеянном, но говорили, что действовали в рамках разработанных им легенд, то документального подтверждения это не находило. Я это к чему тебе рассказываю? У вас в вашей операции будет столько организаций, которые будут получать информацию о формировании исламского подполья, что у вас будет ситуация тридцать седьмого года. Допустим, легендирование подполья мы организуем по линии Службы внешней разведки России и нашего Департамента контрразведывательных операций. А как вы будете организовывать взаимодействие с нашей погранслужбой, с миграционной службой, со службой по борьбе с оборотом наркотиков, с МВД? А в Таджикистане? Кому вы там можете доверять? Разведке, контрразведке, милиции? А там вся агентурная сеть ориентирована на оперативное прикрытие границы с Афганистаном и Ираном…
– Да, но сейчас не двадцатые годы. Системы учета и контроля таковы, что вся информация оперативно проверяется. – Владимир Александрович об этой стороне дела пока не задумывался, ему важнее было «ввязаться в бой», хотя ситуация с репрессиями в тридцатые годы его несколько озадачила, и он спросил Черняева: – А что, в те годы у чекистов не хватило квалификации для организации оперативных учетов такого уровня секретности?
– Видишь ли, Вова… Там было много факторов, в том числе и такие курьезные, как элементарная нехватка бумаги. Да не смотри так удивленно. Сейчас в наших архивах лежат многочисленные тома оперативных материалов, подшитых по одному делу, а на оборотных сторонах подшитых листов отпечатаны или написаны от руки материалы по другим делам. Сам чёрт ногу сломит… Прибавь к этому устные санкции, которые давал руководитель операции и который один держал в уме все тонкости задуманных подстав. А люди, они все смертные. Умер руководитель, и порвалась вся цепочка – концов не найдешь. А Ежову и Ягоде было выгодно показать себя в лучшем виде – никого не жалели, в том числе и сотрудников заграничных резидентур, в том числе и нелегальных. Их вызывали на Родину под благовидным предлогом и вершили быстрый, но закрытый, суд. Отчитывались количеством выявленных шпионов, во как! Кстати, как бы сейчас ни ругали Берию Лаврентия Павловича, но в конце тридцатых – начале сороковых, когда он пришел на место этих двух придурков, очень многие чекисты были реабилитированы и возвращены на службу. В том числе и знаменитый Абель, который из службы разведки был уволен и перед войной в Москве работал вагоновожатым.