Толкнулся Петруха. Пододвинувшись к АлеКрею ещё ближе, он возбужденно зашептал на ухо.
— Вон, смотри, начали собираться, свёртывают стоянку. Значит наше лежание здесь закончилось. Один хрен как бревна тут валяемся, ни поесть, ни попить, хорошо хоть ни срать, ни ссать не хочется. Тоже странно, однако, за всё время ни единого позыва не было, хотя и пил и жрал. Кругом непонятки.
— Слушай, а эти люди, которые в лагере, может они нам помогут?
— Это каким таким макаром?
— Ну не знаю, может у них тоже по округе «разъезды» ходят, если мы сейчас дружно закричим, то есть шанс что услышат нас и найдут.
— А нахрена тебе чтобы они тебя нашли?
— Ну как… люди же..
— Я тебе вот что скажу, Алек, я хоть весь от себя в полных непонятках и мир этот, Беспределье, для меня полнейшая загадка, но одно я знаю точно, как то, что у меня 2 ноги и 2 руки, самое худшее с чем мы тут можем столкнуться — это люди. Не спрашивай меня, откуда я это знаю, знаю просто и всё. И знанию этому я верю, поэтому менять этих урок в папахах на людей не буду. И ещё знаешь что..
— Что?
— Вещь я заметил интересную. Мы тут вроде очнулись как в полном от себя беспамятстве: ни кто мы, ни кем были, чем занимались, люди без прошлого в общем. Но при этом знания-то у нас о мире вообще сохранились. Я, когда в лесу сидел, знал, что ягоды — это ягоды и их можно есть. Откуда? А оттуда что такие знания я в своей жизни, до того, как попал сюда, получил. Значит эти знания у меня в каком-то виде сохранились. И когда этот урка рассказывал про людей в лагере и про флаг этот, я его представил и знаешь что?
— И что?
— Вспомнил я, может плохо вспомнил, но точно. Это флаг нацистов.
— Нацисты? Знакомое что-то.
— Вот-вот, ты сфокусируйся на слове и всё что ты о нём знал у тебя в голове начнет всплывать потихоньку.
— А ведь правда. Но я про нацистов видно мало что знал, в голову приходит что они негров били. Но мы ведь не негры.
— Не негры. Но били нацисты не только негров, я-то побольше твоего вспомнил. Была война когда-то и те, которые под нацистским флагом, стали воевать против всех, но не просто воевать, а решили уничтожить всех, кто не нацисты, под корень. Лагеря специальные строили и там регулярно мочили, а то и просто, заставят котлован вырыть, да в него же и расстреляют. Вот я и думаю, что коли ты не нацист, то единственное что тебе светит — это получить от них пулю в лоб. Они там, по словам урок, поймали уже кого-то — значит под нож пустят. Нас бы поймали — тоже замочили бы. Это уркам мы мертвые не нужны, а нацисты с нами цацкаться не станут.
— Так может нам в нацисты попасть как-то можно? Веру их принять, примеру.
— С чего им нас к себе принимать? Ты кто? Ты — никто, человек без памяти, я тоже, т. е. вроде как неполноценный. А неполноценных нацисты и среди своих мочили — руки, ноги нет, всё, в лагерь и кончают. Так что губу не раскатывай, нацисты для нас не вариант.
— А что вариант?
— Не знаю, сейчас урки нас повезут в основной лагерь, там, глядишь, с другими людьми пересечемся, может чего интересного узнаем, там видно будет.
АлеКрей посмотрел на урук-хаев. Те уже скрутили и упаковали небольшой походный шатер, сейчас закидывали по седельным сумкам немногочисленное барахло и о чём-то возбужденно переговаривались, о чём именно АлеКрей не слышал. Убедившись, что все собрались главный урук-хай прокричал что-то типа «по сёдлам» и первым вскочил на варга. Следом супер-волков оседлали другие урук-хаи. АлеКрея, Петруху и толстую бабу Джинну привязали к сёдлам самых здоровых варгов.
Уже перед тем как оказаться на спине варга АлеКрей успел крикнуть.
— Петруха, я понял!
— Что понял-то?
— Это НПС. Я кое-что вспомнил. Игровые Вселенные. Это было..
Варги стремительно рванули с места унося людей и урук-хаев прочь холмов за которыми расположилась лагерем рота нацистов.
Глава 12
В базовом лагере урук-хаев было где-то за полсотни, хотя проводивший расчеты Петруха честно сказал, что мог и ошибиться, уж слишком ограниченный радиус обзора, а будучи перекинутым через спину варга вообще считать что-либо было трудно. АлеКрея, впрочем, точное число урук-хаев волновало слабо. Десятком больше, десятком меньше, на его судьбе это, как ему казалось, никак не отражалось.