Таким образом, время Скалигера — это время появления исторической хронологии. И, несмотря на то, что это как раз и есть то, что мы называем историей, естественно, что и до Скалигера в общественном сознании присутствовали какие–то реальные события прошлого. Если я считаю, что вся история была написана во второй половине XVIII века, и в соответствии с этим, называю, например, Петра I мифическим персонажем, то это вовсе не означает, что человека не было. Человек был, но большая, если и не вся, часть его биографии была придумана и написана позже в рамках работы по созданию фиктивной истории. Был лишь прототип, на основе которого была создана и канонизирована личность и её деяния. Все, что мы знаем о Петре, — это миф, и с этой точки зрения такого царя Петра Великого не существовало.
Подводя некоторый итог сказанному, можно представить, как происходил весь процесс. Всего скорее (и все, что написано в предыдущих главах, подводит к этому), привычная нам историческая картина была создана во второй половине XVIII века и редактировалась вплоть до конца наполеоновских войн. До середины XVIII века знание о прошлом существовало в виде всевозможных повествований и отдельных историй, не имеющих единой хронологии и не связывающихся в цельную картину прошедших времен. Мысленно двигаясь далее в прошлое, можно обнаружить, что в XVII веке постепенно исчезнут упоминания о датах, указываемых по местным летосчислениям, ведущимся от закладки какого–нибудь города или начала чьего–нибудь царствования. И, возможно, что уже XVI век — это век целиком мифических представлений о прошлом, и как жили люди до этого, нам неизвестно.
Основной целью книги было продемонстрировать фальшивость общепринятой версии мировой истории и выяснить, когда она была создана. А то, как конкретно развивались исторические представления до середины XVIII века, не являлось предметом анализа, и приведенная только что хронологическая схема, конечно же, является умозрительной. XV век как время, от которого до нас не дошло никаких реальных сведений, очень приблизителен, и эта дата может быть сдвинута в прошлое. Однако, зная о возможностях человеческого интеллекта и работе его потребностно–мотивационной структуры (а на то, чтобы считать людей тех времен умственно отсталыми и психически недоразвитыми, нет никаких оснований), едва ли возможно отодвигать этот горизонт намного, несоразмерно растягивая письменную историю человечества.
Кажется невероятным, чтобы глобальная историческая фальсификация, осуществленная Скалигером, могла произойти в XVIII веке, хоть в его второй половине, хоть в первой. Это слишком близко к нам по времени. История того века хорошо известна и задокументирована, это век Просвещения, и в нем нет места ни для средневекового Скалигера, ни для его такой же средневековой каббалистики. Однако так ли уж мы хорошо знаем то время?
Наши представления о XVIII веке, помимо традиционной исторической картины того времени, являются результатом экстраполяции, логичного продолжения развития человеческой культуры предшествующих веков. Развитие искусств и наук, начавшееся в эпоху Возрождения и воспринимающееся как человеческий прогресс, приводит нас к восприятию XVIII века как эпохи во всех отношениях более совершенной. Вне зависимости от реальных достижений в это время, картина проходящего через века прогрессивного развития просто навязывает нам существование в XVIII веке высокого уровня естественнонаучного и гуманитарного знания. В нашем воображении европейцы того времени — как мы, только без самолетов, телефонов и компьютеров. Однако если убрать этот гипнотический прогресс и протереть глаза, то просвещенный век предстанет перед нами совсем в другом виде.
Прежде всего, поражают представления образованных (и далее я буду иметь в виду только их) людей Западной Европы об окружающем их мире: какие страны находятся рядом, кто и как там живет, каковы их история, обычаи и нравы. На основании сообщений западноевропейских путешественников, пересекающих Восточную Европу в середине XVIII века, создается впечатление, что вы попали в невежественное Средневековье, но не столько потому, что они описывают страшную отсталость и дикость восточноевропейских народов, сколько из–за того, что у них на родине об этих странах и народах практически ничего неизвестно. Ввиду относительно скромного масштаба европейских территорий, с одной стороны, и освоения Америки, начавшемся якобы более чем за два века до этого, — с другой, такая картина кажется невероятной.