— Луговой, если это розыгрыш… — прошипел Елисей Николаевич. Его и без того бледное лицо приобрело шафрановый оттенок.
Ремесленник отсутствовал почти десять минут. Я же наслаждался кофе, изредка поглядывая на поигрывающего скулами Странника.
— Всё подтверждается, Странник, — я не заметил, как Павел снова оказался у стойки, — полная рокировка. Но ключевые события нашей истории не изменились: ни хронологические координаты, ни содержание, ни взаимовлияние. Закон Сохранения Реальности практически полностью компенсировал замену.
— А Гитлер? — к Донскому начало возвращаться его обычное флегматичное состояние.
— Адольф Гитлер погиб 15 октября 1918 года, отравившись газом в боях рядом с местечком Ла Монтень где-то на востоке Франции.
— Тем не менее это прецедент. Я должен это немедленно обсудить с Вестником. Павел, продолжаешь работу с Гавром. В моём присутствии нет необходимости. Давай, Луговой, не подкачай на этот раз. Долгие проводы — лишние слёзы! — Странник оставил недопитую чашку кофе и вышел из кафе, не дожидаясь моего ответа на свои слова.
— Однако… — вырвалось у меня, — как его выбило-то…
— Н-да…тоже первый раз вижу Донского в таком раздрае, — Павел забрал чашку Смотрителя и поставил её в мойку.
— Странно, мне показалось на секунду, что в глазах твоего коллеги мелькнула паника, — я всё-таки решился на откровенный разговор с Ремесленником и ситуацию можно было использовать для захода издалека.
— Он мне не коллега. Я такой же наёмник. Как и ты, Гаврила, — улыбка исчезла с лица бариста, — ну что, может, по коньячку? Или сразу спустимся в подвал и займёмся перенастройкой нейротрона?
— Ты мне извини, Паш, мою дремучесть. Но на кой она вообще нужна? Ты же все параметры выставил в прошлый раз?
— Первичная конфигурация нейротрона — это длительный и трудоёмкий процесс. И прошлый раз я убил на это почти два часа. А сейчас нужны более тонкие настройки. Ключевые функциональные узлы в волновой структуре твоего нейротрона придётся «притирать» к новой генетической платформе. Радует только то, что на этот раз процент генетической идентичности ожидается гораздо выше.
— Это потому что перемещение будет в предка, гораздо ближе стоящего ко мне по генетической линии?
— Довольно приближённо, но, в целом, верно, — Ремесленник склонился над койкой, — вспомни хотя бы как выглядел твой дед. Ты прошлый раз говорил, что сохранилось несколько довоенных фотографий.
— И даже одну непосредственно из лагеря. Из учётной карточки.
— Ну вот. Прошлая миссия прошла в теле двадцатитрёхлетнего высокого светловолосого парня с серыми глазами. Фенотип абсолютно противоположный твоему нынешнему. Твой рост 170 см, карие глаза, тёмно-русые волосы…
— Были когда-то, — усмехнулся я, проведя ладонью по лысине.
— Не важно. Даже по этим скудным признакам ты ближе к внешности деда.
— А знаешь, Паш, ты прав. Только сегодня я просматривал его антропометрию в учётной карточке. Рост 168, шатен, смуглый, карие глаза. Мне даже чем-то его фотография напомнила снимки в первые месяцы моей срочной службы.
— Во-от! А я о чём? Ну так как, ещё кофе, коньяк?
— А я тебя не задерживаю? — на всякий случай уточнил я. Ситуация явно благоприятствовала задушевной беседе. Чего я и добивался. Я просто нутром чуял, что без Странника, Павла можно будет развести на откровенность. А то и посоветоваться по поводу встречи со Смотрящим. Но только после того, как я выясню, за какие яйца Хранители держат моих кураторов. Минутка недовольства, проявленная бариста после ухода Елисея, давала кое-какую надежду.
— Да мне сегодня всё равно ещё оборудование на консервацию ставить: часом больше, часом меньше. Разницы нет.
— Тогда ещё кофе и коньяк с теми вялеными маслинами, что прошлый раз. Мне понравилось.
— Конечно, губа у тебя не дура, Гаврила. Испанские маслины, да под армянский коньячок…песня! Только давай из зала на кухню переберёмся. Надоела мне эта стойка хуже горькой редьки.
— Я не против.
Спустя почти час, когда в нашем с Пашей организмах плескалось в сумме больше пол-литра янтарной амброзии, и мы оживлённо обсуждали полученную мной информацию о временном отрезке выброски под завлекательное приготовление Ремесленником жареных креветок, я смог, наконец, выдохнуть спокойно.
Никакой тайны о своей со Странником зависимости от Хранителей бариста не делал. Всё оказалось до банальности просто. Частично подтвердились мои подозрения о прошлом Донского. Оказывается, возраст нашего гуттаперчевого старикана давно перевалил за сто пятьдесят лет, а плату с Хранителей за свою преданность он получал возможностью каждые десять лет проходить комплексное омоложение организма по технологии наших общих работодателей. Сам же Павел был настолько увлечён возможностью поработать на оборудовании, собранном в подвале кафе и далеко опередившем современные технологии, что готов был душу продать за новые знания, касавшиеся нейротрона. Из коротких экскурсов в прошлое Ремесленника я узнал, что его карьера довольно неплохо начиналась: ассистент, а затем и доцент в одном из столичных НИИ, занимавшихся исследованиями нервной системы. Кандидатскую Пашка легко защитил спустя всего год после окончания университета, а тема докторской курировалась чуть ли не на самом верху сразу двумя министерствами, в том числе и людьми в погонах. Но неуёмных характер и неспособность подстраиваться под мнение начальства, непризнание авторитетов, страсть к экстремальным видам спорта…короче, коса на камень нашла. Да так неудачно нашла… В общем-то, довольно простая история непризнанного и неудобного гения. Но с момента конфликта со звёздным начальством не только карьера, но и жизнь Ремесленника начала катиться по наклонной просто с реактивной скоростью. Толком пришёл в себя Пашка почти на краю: на заблёванном полу какого-то притона со шприцем в руке и ясным осознанием того, что дальше всё, финита…