Когда вошли в кабинет, второй помощник шерифа живо соскочил с вращающегося стула и уступил место законному владельцу. Тот важно опустился на него, опять расстегнув три верхние пуговицы на ширинке; открыл ящик, вытащил гроссбух, дыша через широко открытый рот из-за угнетающей жары. — Ну скажите мне на милость, разве может нормальный человек жить в таком месте, как это? — Он с раздражением разглядывал раскрытый гроссбух. — Ну вот, нет ни пенни — ни одного завалящего пенни; поездка в Ниди за этим Букером исчерпала все наши фонды. Мы не получим теперь новых средств, по крайней мере, два месяца. Замечательная у нас страна. Стоит схватить одного мошенника — и все, закрывай свой полицейский бизнес на целый сезон. Ну, чего ты на меня так уставился, Макомбер?
— Чтобы послать человека в Лос-Анджелес, потребуется не менее девяноста долларов. — Макомбер осторожно опустился на маленький стульчик.
— У тебя они есть? — осведомился шериф.
— А ко мне какое это имеет отношение? — спросил Макомбер. — Речь об известном преступнике.
— Может, вам удастся, — вмешался второй помощник, — убедить Лос-Анджелес подержать его там еще месяца два?
— Да у меня, клянусь, работают копы с мозгами! — подхватил шериф. — Занимать ни у кого не придется — приятно сознавать. — И повернулся к телефону. — Ну-ка, соедините меня с Главным полицейским управлением в Лос-Анджелесе.
— Этим делом занимается полицейский по имени Свонсон, — подсказал Макомбер. — Он ждет вашего звонка.
— Попробуйте заставить их там, в Лос-Анджелесе, поймать убийцу, — с горечью посоветовал шериф, — тогда увидите… Только и способны ловить таких преступников, что грабят товарняки.
Пока шериф ожидал связи, Макомбер повернулся всем своим грузным телом, с приклеившимися к покрытому желтым лаком стулу штанами, и выглянул через окно на безлюдную улицу: она вся побелела на раскаленном солнце, а на проезжей части то здесь, то там появляется и лопается на расплавленном жарой асфальте отвратительный пузырь.
В эту минуту он всем своим нутром, под толстым слоем жира, ненавидел этот Гэтлин, штат Нью-Мексико. Окраина пустыни, самое подходящее место для больных туберкулезом. Вот уже двенадцать лет торчит он здесь, ходит дважды в неделю в кино, слушает нудные разглагольствования жены — он, такой жирный человек. Если ты намерен умереть здесь, в Гэтлине, — обязательно разжиреешь. Двенадцать лет, размышлял он, двенадцать лет смотреть на эту безлюдную улицу, где, может, и появится кто, но только в субботу. Он уже мысленно представлял себе, как выходит из парикмахерской в Голливуде, как непринужденно, словно мальчишка, ведет блондинку с осиной талией в бар, выпивает пару пива, разговаривает с ней, смеется — точно так, как разговаривают и смеются миллионы людей вокруг. Там по улицам запросто ходят такие знаменитости, как Грета Гарбо, Кэрол Ломбард, Алиса Фэй1. «Сара, — торжественно сообщит он жене, — мне нужно съездить в Лос-Анджелес, по делам государственной важности. Не жди меня раньше чем через неделю».
— Ну? — шериф говорил в трубку. — Ну, я спрашиваю! Это Лос-Анджелес?
Девяносто долларов, каких-то вшивых девяносто долларов… Он перестал глазеть на улицу. Шериф произнес:
— Хэлло! Это Свонсон?
Макомбер вдруг почувствовал, как у него задрожали ноги.
Сидеть на стульчике и слушать разговор шерифа по телефону терпения не хватало. Он встал, медленно, через заднюю комнату прошел в туалет. В кабинке, закрыв дверь на крючок, внимательно посмотрел на себя в зеркало. Вот как, оказывается, он выглядит! Вот что сделали с ним двенадцать лет службы, бесконечные препирательства с женой… В кабинет он вернулся с абсолютно равнодушным видом.
— Хорошо, хорошо, — басил шериф в трубку, — вы не можете держать его два месяца. Знаю, что тюрьма переполнена. Что это противоречит конституции. Знаю… Но я просил вас, умолял, ради Христа. Всего лишь мое предложение. Мне очень жаль, что он орет как полоумный. Но разве я виноват в этом? Вы бы и сами разорались, засади вас на пятнадцать лет в тюрьму. Только пока не орите, не выходите из себя, ради Христа! Знаете, во что обойдется этот наш телефонный разговор графству Гэтлин? В миллион долларов, никак не меньше! Ладно, перезвоню. Хорошо, я сказал, хорошо! — И положил трубку; посидел с усталым видом, разглядывая свою расстегнутую наполовину ширинку; вздохнув, привел брюки в порядок. — Ну и город, этот Лос-Анджелес! — с укором покачал головой. — Меня так и подмывало послать его к черту! Зачем мне волноваться, гробить свое сердце, приближать себя к могиле из-за какого-то негодяя, который проник в товарный вагон?