Но Роджер вдруг откашлялся, легонько ударил себя по щекам.
-- Итак, Шелли! -- начал он.-- Джентльмены, сегодня мы остановимся на творчестве Перси Биши Шелли, великого английского поэта-романтика. Он родился в тысяча семьсот девяносто втором году в добропорядочной и богатой семье. Не правда ли, джентльмены, звучит эта фраза как парадокс. Но тогда были в Англии иные времена, и, по-видимому, в том самом году добропорядочность и богатство умели уживаться, не мешали друг другу.
Все ученики дружно засмеялись, Роджер тоже, и глаза его вдруг заблестели. Гортензия, почувствовав облегчение, отодвинулась подальше назад на своей скамейке. Теперь она уверена: еще один день их жизни пройдет успешно.
САНТА-КЛАУС
Сэм Ковен отворил дверь квартиры, медленно прошел в гостиную и, не снимая пальто и шляпы, тяжело опустившись на старый, удобный стул, принялся ждать жену. Его мягкое, полное лицо, с серой щетиной бородки, было лишено какого-либо выражения, а тело подобно телу крепыша подростка, измочаленному ужасной усталостью из-за постоянного недосыпания. Он сидел, не расстегивая пуговицы пальто, с открытыми глазами, бросая равнодушные взгляды через весь двор на соседку: та проворно готовила субботний ужин из расставленных на столе банок и вощеных пакетов. Когда в замочной скважине жена повернула ключ, он, вздохнув, снял шляпу.
-- Привет, Сэм! -- поздоровалась она, входя.-- Почему ты сидишь в темноте? Не в силах включить свет?
Он встал и, подтянувшись, вкрутил лампочку у себя над головой. Вспыхнул желтоватый свет.
-- Понимаешь, я сидел...-- начал он оправдываться.
-- В чем дело? -- Жена бросила на него пронзительный взгляд поверх узлов, которые держала в объятиях.-- У тебя что, голова болит?
-- Да, голова.
-- Прими таблетку аспирина.
-- Энн, мне хочется просто посидеть. Дай мне возможность спокойно посидеть.
-- Хорошо,-- отозвалась Энн.-- Снова головная боль.-- И прошла в спальню раздеться.
Сэм сидел неподвижно, вытянув короткие, жирные ноги и стараясь коснуться ими пола. Через двор он видел, что соседка готовит на ужин рыбу -тунца с жареным луком. В дверь позвонили. Из спальни вышла Энн, на ходу завязывая фартук. Интересно, кого это еще принесло? От двери она позвала:
-- Сэм!
-- Что такое? -- крикнул он в ответ.
-- Сэм, принесли наш заказ из овощной лавки. Дай мне денег -- два доллара!
Сэм не ответил. Медленно расстегнув пальто, он не отрываясь следил, как соседка, эта ловкая женщина, проворно управляется с тунцом.
-- Сэ-эм! -- снова закричала ему Энн; короткое молчание, затем снова зов: -- Сэ-эм!
Теперь она сама вошла в гостиную.
-- Что с тобой? Никак ты оглох? Мне нужно два доллара, расплатиться с зеленщиком.
-- У меня нет двух долларов,-- тяжело вздохнув, ответил Сэм.
-- Как это так "нет двух долларов"? -- Энн подошла к нему поближе, наклонилась над его стулом.-- Сегодня суббота?
Сэм кивнул, не отрывая глаз от соседки, снующей взад и вперед там, через двор.
-- Насколько я понимаю, тебе платят по субботам, я права?
-- Да, Энн, ты права.
-- В таком случае...
-- Миссис Ковен! -- донесся до них сердитый голос зеленщика.-- В моем распоряжении только световой день. Я не могу разносить овощи по ночам.
-- Сэм...-- снова начала Энн.
-- Скажи ему -- пусть уходит. Я расплачусь с ним в другое время, позже.
Энн, непонимающе поглядев на него, вышла из комнаты в прихожую, рассеянно стягивая фартук со своей стройной фигуры в аккуратно прилегающем корсете. Сэм встал, сбросил пальто на пол рядом со стулом. Подойдя к окну, опустил штору, чтобы не видеть, что происходит во дворе. Пошарил руками по карманам, в надежде обнаружить завалявшуюся сигарету, но ничего не нашел. Когда жена вернулась в гостиную, он вновь сидел на стуле, как ни в чем не бывало.
-- Ну, так,-- обратилась к нему Энн ласково, словно разговаривая со сконфуженным ребенком.-- Выкладывай.-- И села на диван, напротив.-- Где же твое жалованье?
-- Послушай, Энн, только не сердись... Все образуется, все будет хорошо. Дело в том...
-- Только не нужно мне рассказывать сказки, Сэм. Ну хоть раз расскажи правду, Сэм, как перед Богом. Куда подевалось твое жалованье?
Руки Сэма все еще шарили по карманам в тщетной надежде найти сигарету.
-- Я его сегодня не получил.
-- Почему же, Сэм?
-- Потому что Бродский... Бродский меня уволил,-- с неуверенностью в голосе объяснял Сэм жене.-- Ты только представь себе, каким сукиным сыном он оказался! Сколько раз я ему ставил выпивку по вечерам, когда каждый стаканчик стоил доллар, а то и доллар с четвертью! Можешь себе такое представить?
Энн, закрыв глаза, откинулась на спинку дивана.
-- Ты же уверял меня, что за последние четыре недели Бродский души в тебе не чает, Сэм. Чего-то ты не договариваешь, Сэм.
-- О чем это ты? Я все честно говорю, как на духу,-- упорствовал Сэм, без особой, впрочем, убежденности.-- Для чего мне лгать, не понимаю.
-- Нет, Сэм, выкладывай всю свою историю, ничего не скрывая.
Сэм, вздохнув, начал тихим, старческим голосом:
-- Видишь ли, Энн, у меня никогда и не было никакой работы.
Энн, покачав головой, опять закрыла глаза, покрепче прижалась спиной к спинке дивана.
-- Боже мой,-- бесстрастно промолвила она,-- что происходит в этом доме? Боже мой!
-- Ну, теперь тебе все известно, Энн.
-- Но ведь каждую субботу за последние четыре недели ты приносил домой по двадцатидолларовой бумажке, Сэм. Как объяснить такое?
-- В том-то и вся разница. Я принес домой в общей сложности восемьдесят долларов. По-моему, вполне достаточно.
-- Расскажи мне все без утайки, Сэм. Я живу с тобой вот уже двадцать четыре года, и ты еще ни разу не рассказывал мне всего до конца. Обязательно что-нибудь, да скроешь. Вот теперь давай, все рассказывай.
-- Зачем зря тебя волновать.
-- Ничего, Сэм,-- Энн улыбнулась,-- поволнуй меня немного, поволнуй. Я не боюсь.
-- Деньги я занимал. Утром в понедельник пошел на работу. Я тебе не лгал, Энн. Бродский велел, чтобы я явился на работу.