-- Вот что мне нужно! -- Пол ткнул пальцем в один.-- Фирма "Кейпхарт"; можно проигрывать две симфонии зараз. Лежишь себе на спине и слушаешь Брамса, Бетховена, Прокофьева... Такой и должна быть жизнь. Лежи себе на спине и слушай великую музыку на играющем автомате.
Дора смотрела на граммофон: корпус красного дерева, какие-то дверцы, сложная механическая начинка...
-- Как ты думаешь, на самом деле будет война? -- вдруг спросила она.
-- Конечно, будет. Сейчас разогревают питчеров, изучают противника: смотрят, сколько у них бетсменов, левшей, правшей -- выбирают лучших стартующих питчеров.
Направление их шагов не изменилось -- к нижней части города.
-- Но это там, в Европе...-- возразила Дора.-- Думаешь, мы тоже вмешаемся в эту кутерьму?
-- Непременно! Нужно читать газеты! -- Он мельком взглянул на витрину, мимо которой они проходили.-- Ты посмотри на эти столики! Неофициальные ланчи на террасе. Стеклянные, с металлической основой -- чтобы есть на природе. Как приятно -- на террасе, вон с тех красивых, разноцветных тарелок, что-нибудь вкусное, с зеленым салатом. С террасы открывается величественный вид на высокие горы и озеро, доносятся чарующие звуки играющего граммофона...
-- Да, неплохо, ничего не скажешь,-- тихо отозвалась Дора.
-- Я приспособил бы лишний динамик,-- объяснял Пол,-- вынес бы прямо на террасу -- и ешь и слушай музыку. Мне так нравится слушать Моцарта за обедом.-- И, рассмеявшись, он потащил ее к витрине книжного магазина.
-- Мне всегда так грустно, Пол, когда я смотрю на витрину книжного магазина: столько книг, а я их никогда не прочитаю -- у меня просто не будет на это свободного времени.
Пол ее поцеловал.
-- О чем ты подумала, когда впервые меня увидела?
-- А ты?
-- Я -- что эта девушка должна стать моей.
Дора засмеялась, плотнее прижимаясь к нему.
-- Ну а ты? -- допытывался Пол.
-- А я -- что этот парень должен стать моим, -- засмеялась она.
-- Что скажешь? -- спросил Пол.-- Разве не замечательный этот город -Нью-Йорк? Откуда, говоришь, ты родом?
-- Из Сиэтла. Сиэтл, штат Вашингтон.
-- Ну вот, а теперь мы с тобой на Мэдисон-авеню... Держимся за руки, делаем покупки на будущее...
-- Но даже если начнется война,-- помолчав, вымолвила Дора,-- зачем нам вмешиваться? Почему Соединенные Штаты должны принимать в ней участие?
-- Ну, в последней войне принимали, так? Втянутся и в эту.
-- Тогда, в тот раз, тех парней, что погибли на войне, обманули, нагло надули.
-- Ты права,-- согласился Пол.-- Они погибли из-за шестипроцентного интереса от ценных бумаг, из-за нефтяных разработок, дележа сфер влияния... Иметь бы мне вот собственную сферу влияния...
-- И, несмотря на это, ты собираешься поступить на военную службу?
-- Да. В первый же день объявления войны. Сразу пойду на вербовочный пункт и скажу: "Вот я перед вами, Пол Триплетт, мне двадцать шесть лет, крепкий, хоть гвозди забивай, у меня отличное здоровье, хорошее зрение, зубы в порядке, плоскостопия нет,-- дайте мне винтовку. Посадите меня на самолет, отправьте на фронт, там я покажу, кто я такой".
-- Считаешь, на этот раз они тебя не надуют? -- спросила Дора.-- А ты не думаешь, что и на этот раз тебя заставят воевать за ценные бумаги, за нефтяные месторождения?
-- Угу.
-- И даже в таком случае запишешься в армию?
-- В первый же день объявления войны.
Дора высвободила свою руку.
-- Неужели тебе нравится сама идея убивать людей?
-- Не-ет, я ненавижу такую иде-ею,-- медленно, растягивая слова, ответил Пол.-- Не хочу никому причинять зла. Мне кажется, сама идея войны смехотворна. Мне хотелось бы жить в таком мире, где каждый имел бы возможность сидеть на террасе за стеклянным столиком, есть что-нибудь вкусное с цветных тарелок, а на граммофоне автоматически переворачивается пластинка -- симфония Моцарта; его дивная музыка звучит через динамик, вынесенный на террасу... Только вот Гитлер не проявляет никакого интереса к этому миру, ему больше по душе другой мир. А я не могу мучиться и жить в его мире, который ему нравится, неважно, какого он образца -- немецкого или нашего, отечественного.
-- Но ведь тебе не удастся убить Гитлера! -- убеждала Дора.-- Тебе придется убивать точно таких парней, как ты сам.
-- Совершенно верно.
-- И тебе это нравится?
-- Да нет... я вообще-то и не думал об убийстве Гитлера. Я хочу расстрелять идею, которую он распространяет среди множества народов, покончить с ней. А тех молодых парней, которых убью, стану потом оплакивать; тот же, кто убьет меня, возможно, станет оплакивать меня.
-- Но ведь они, вероятно, такие же парни, как и ты.
-- Конечно,-- согласился Пол.-- Уверен, на моем месте им тоже хотелось бы сегодня ночью быть в постели с такой девушкой, как ты. Бьюсь об заклад! Гулять среди фонтанов на Рокфеллер-плаза, с бронзовыми скульптурами, держать за руку красотку -- вот как ты -- в весенний субботний вечер, разглядывать в витринах модную одежду... Могу поспорить, что многим из них по душе музыка Моцарта, как и мне. И все равно я буду убивать их! С радостью!
-- "С радостью"?
-- Да, с радостью.-- Пол стал тереть руками глаза -- устали.-- С радостью -- сегодня. Но я стану оплакивать их в грядущем. А сегодня у них в руках винтовки и они целят в меня и в мой мир. И поддерживают таким образом идею, что я должен убивать других, чтобы жить самому.-- Он протянул к ней руку и поймал ее за локоть.-- Ну зачем нам говорить сегодня вечером о таких скучных вещах? Это бессмысленно.
-- Но все же речь идет о большом мошенничестве! -- выкрикнула Дора.-- И тебя используют в корыстных целях, и ты прекрасно об этом знаешь!
-- Совершенно верно, да, это великое мошенничество -- весь этот бизнес. Но все равно мне придется воевать. Меня, конечно, надуют, одурачат, но все же я хоть что-то сделаю, пусть самую малость, чтоб за обедом на террасе звучала музыка Моцарта! Черт подери, это даже не назовешь патриотизмом! Но меня втянут в эту авантюру.
-- Что ж, очень жаль...-- Дора теперь шла одна, не держала его за руку,-- очень плохо.
-- Конечно, плохо,-- эхом откликнулся Пол.-- Может, когда-нибудь будет лучше. Может, когда-нибудь этим миром будут управлять любители музыки Моцарта. Но сегодня такое невозможно.