Спустя пару недель команда «Летуна» была уже полностью разложена бесчисленными агитаторами и ничем не отличалась от местных анархиствующих матросов. Увы, но матросская (т.е. классовая) солидарность даже для сплоченной команды «Летуна» оказалась крепче боевой солидарности со своими командирами.
Любопытно, что по всей логике вещей именно Кронштадту надлежало быть не осиным гнездом революционеров и убийц, а форпостом православия и монархизма всей России. И это не простые слова. Вспомним, что именно в Кронштадте с 1855 по конец 1908 года служил в местном Андреевском соборе и проживал в Кронштадте знаменитый митрофорный протоиерей Иоанн Кронштадтский, один из главных и самых авторитетных духовных лидеров всего православного мира начала XX века, возведенный еще в 1964 году в ранг святых.
В годы служения Иоанна Кронштадтского в Кронштадт толпами валили паломники, искавшие исцеления и утешения у знаменитого пастыря.
Частыми посетителями Андреевского собора были офицеры и матросы местного гарнизона.
Почему же столь знаменитый духовник не смог посеять среди своей матросской паствы милосердие и добро? Почему не какой-нибудь уездный Урюпинск, а именно Кронштадт стал в 1917 году синонимом звериной матросской жестокости, богохульства и попрания всех православных заветов? Почему не знаменитый православный пастырь а недоучившиеся курчавые студенты смогли найти путь к сердцам матросов?
Чтобы попытаться ответить на этот весьма не праздный для нашей темы вопрос, обратимся к тому, что писал о своей личной встрече со знаменитым проповедником известный писатель-маринист 30—40-х годов прошлого века А.С. Новиков-Прибой, сам начинавший матросскую службу в Кронштадте. В своем, так и оставшимся не законченным романе «Капитан первого ранга», писатель описал собственные матросские годы в Кронштадте. Разумеется, не обошел он вниманием и столь знаковую фигуру, как Иоанн Кронштадтский, уделив ему несколько страниц. Можно соглашаться или не соглашаться с Новиковым-Прибоем, но перед нами единственное описание взаимоотношений знаменитого пастыря с матросами, написанное одним из этих матросов. Автор просит прощения у читателей за последующую достаточно длинную цитату, но она помогает не только понять отношение определенной части матросов к Иоанну Кронштадтскому, но и хотя бы немного понять и сам внутренний мир матросов, которые, спустя несколько лет, будут хладнокровно убивать своих командиров.
Побываем же в Андреевском соборе вместе с А.С. Новиковым-Прибоем и его товарищами — кронштадтскими матросами: «Каждый из нас, будучи еще в деревне, много понаслышался об Иоанне Кронштадтском. Слава о нем гремела по всей стране. Почти в каждой избе среди икон можно было увидеть его портрет. Этот священник заживо был зачислен в бесконечный сонм святых. О нем писали в газетах, а устная молва разносила, что он может изгонять из женщин бесов и вообще творить всякие чудеса. Был случай, когда буйно помешанный будто бы сразу же вылечился от одного только его благословения. Кроме того, он считался ясновидцем. Достаточно человеку лишь о чем-нибудь подумать, как он узнавал его мысли. В необыкновенную силу этого священника люди верили, ему молились, и каждый просил о своем: хворые — об исцелении от болезней, преступники — о прощении грехов, богатые — о ниспослании еще большего богатства, бедные об избавлении от голода, бесплодные — о нарождении детей, нелюбимые — о любви. И как магометане в Мекку, так и православные со всех концов России тянулись в Кронштадт, чтобы присутствовать при богослужении отца Иоанна. От наплыва людей в этот город хорошо богатели хозяева гостиниц.
Иногда матросы назначались начальством для охраны священника. Выйти ему из боковой двери Андреевского собора и пройти до кареты, стоявшей за оградой, было очень трудным делом: богомольцы, бросаясь под благословение отца Иоанна, могли сбить его с ног. Вот здесь-то и требовалась помощь со стороны солдат или матросов. Они выстраивались в две шеренги, одна против другой, и, ухватив друг друга за руки, образовывали собою коридор. В такой коридор могли проникнуть только богатые люди, подкупив полнотелую женщину Снигиреву, “батюшкину овцу”, как она сама себя величала, или проворного белокурого псаломщика.