Голованов Кирилл Павлович
Матросы Наркомпроса
ЮНОСТЬ ЧЕТВЕРТОГО ПОКОЛЕНИЯ
Эта книга, как и ее автор, родилась в городе, который от самых первых своих дней стоит лицом к морю, дышит морем, устремлен к нему пролетом всех своих проспектов, державным течением Невы. Извечная романтика дальних странствий и открытий, живущая здесь с петровских времен; романтика революции, воплощенная волнующе и убедительно в грозно-стройном облике «Авроры»; романтика Великой Отечественной, огненная и яростная, как атакующий порыв морской пехоты, трагическая и гордая, как подвиг блокады, — таков воздух этого города, удивительная его атмосфера, в которой вырастают флотоводцы и поэты открытого моря.
Книги, создаваемые ими, передают свою тему, свои трепещущие вымпелы подобно эстафете — из поколения в поколение: Иван Гончаров и Константин Станюкович, Алексей Новиков-Прибой, Леонид Соболев, Всеволод Вишневский, Сергей Колбасьев…
В 1940 году в сборнике рассказов «Краснознаменная Балтика» Леонид Соболев говорил о трех поколениях моряков, прокладывавших в ту пору курс нового, советского флота. Он говорил о матросах революции — тех, что памятной октябрьской ночью шли на штурм Зимнего, вели по железным дорогам гражданской войны грохочущие бронепоезда, а по вспененным снарядными осколками рекам отчаянные красные флотилии. Он вспоминал комсомольцев первого «шефского» призыва 1922 года, поднимавших на «солнечные реи» флаги возрождаемых кораблей. Он вглядывался в дерзкие глаза самых молодых — этим всего полгода спустя довелось принять бой с фашистами у стен Лиепаи и Таллина, пробиваться сквозь бомбы и торпеды в Кронштадт, топить гитлеровские транспорты в фиордах Норвегии, держать оборону Одессы, отстаивать Севастополь. Это и было третье поколение — поколение «Морской души».
Но как раз в том же самом сороковом году в только что созданную Ленинградскую военно-морскую спецшколу подали документы пятнадцатилетний Кирилл Голованов и его товарищи-сверстники. Те самые, которые изображены в повести «Матросы Наркомпроса», правда, под вымышленными именами. И наверное, не будет никакой ошибки, если мы сегодня назовем этих ребят представителями четвертого поколения, которому было доверено принять из рук отцов и старших братьев нелегкую и ответственную эстафету советской морской славы, а наипаче — морских тягот, тревог и трудов.
Достаточно сказать, что сам Кирилл Голованов, вывезенный вместе с уцелевшими «спецами» из блокадного кольца на Большую землю в феврале 1942 года, был снят с эшелона с диагнозом дистрофии третьей степени — семнадцатилетний парень весил 25 килограммов 400 граммов! В таком состоянии из двухсот блокадников при своевременном врачебном вмешательстве и нормальном питании выживал только один. Но Голованов не просто выжил. Через три госпитальных месяца он вернулся в спецшколу (ее перевели к тому времени в сибирский городок Тару на крутом берегу Иртыша), за три летних месяца осилил программу 9-го класса, сдал, не уступая однокашникам, экзамен, а осенью того оке года уже был во Владивостоке на подготовительном курсе Тихоокеанского высшего военно-морского училища.
Он и его друзья еще захватили войну — здесь же, на Тихом океане, штормовым летом сорок пятого года. А в апреле сорок седьмого Голованов уже лейтенант, командир артиллерийской боевой части (БЧ-2) на сторожевике «Ураган» на Северном флоте. Еще год, и он флаг-офицер командующего этим флотом. Здесь и начинаются его первые литературные опыты, все сильнее тянет его к перу, все определенней становится стремление служить флоту именно этим трудом, став военным журналистом и — чем черт не шутит! — быть может, даже писателем… И он создает повесть о военных моряках, озорную и круто подсоленную, и шлет ее в Москву Всеволоду Вишневскому…
Ответа от Вишневского он не получил. Как мы увидим дальше, автор «Оптимистической трагедии» не был в том повинен — произошло какое-то досадное недоразумение, которое разрешилось лишь много лет спустя. Но в ту пору, о коей идет речь, Голованов ни о чем подобном, конечно, не догадывался. Молчание Вишневского он воспринял как решающий приговор своей литературной попытке, и это, разумеется, заставило его основательно усомниться в своих способностях. О писательстве он больше не помышлял. Но зато военная журналистика уже захватила его по‑настоящему. В 1949 году он поступает на редакторский факультет Военно‑политической академии имени Ленина, блестяще оканчивает его через четыре года и становится постоянным корреспондентом газеты «Красная звезда» на Тихом океане, затем газеты «Советский флот» на Балтике. Пишет, печатается, а главное, плавает часто и много на всех классах кораблей — от крейсера до подводной лодки. Прежняя военно-морская специальность очень помогает ему. Стремительно растущий современный наш флот открывается капитану 3-го ранга Голованову отнюдь не со стороны, но как близкая, родная стихия.
Тем временем бывшие его однокашники, «матросы Наркомпроса», уверенно прокладывают свои собственные жизненные курсы. Четвертое поколение советских моряков, вступившее в лучшую пору зрелости, занимает достойное место на самых высоких командных мостиках большого флота. Среди позавчерашних «спецов» — вице‑адмирал Е. И. Волобуев, контр-адмиралы — инженеры Б. П. Акулов и Р. Д. Филонович, многочисленные доктора и кандидаты наук, лауреаты и заслуженные изобретатели. И еще в их числе бывший флагманский штурман Краснознаменного Северного флота, ныне начальник кафедры Военно-морской академии контрадмирал Дмитрий Эрнестович Эрдман, не подозревавший о том, что послужит прототипом главного героя в книге, которую вы держите в руках.
А вызвало эту книгу к жизни, подняло ее из глубин писательского воображения и памяти письмо, полученное Кириллом Головановым от… Всеволода Вишневского! Да, да, то самое — воистину долгожданное, да что там! — давно уже немыслимое, нежданное, потому что Всеволод Витальевич умер в 1951 году, а его ответ лейтенанту Голованову добрался до адресата двенадцать лет спустя, будучи напечатан в посмертно вышедшем шеститомном собрании его сочинений.
«Повесть Ваша удачная, — ошеломленно читал Голованов. — Вы чувствуете флот, пишете о нем. с настоящей любовью и знанием. Повесть Вашу со своим отзывом я перешлю завтра в журнал «Знамя». Надеюсь, что ее напечатают.
Присылайте свои литературные пробы и далее. У Вас все данные для того, чтобы писать. Но не увлекайтесь этим сразу чрезмерно. Сначала убедитесь в своих силах, постепенно приобретайте стаж и никоим образом не отходите от службы. Только служба и морская профессия откроют Вам настоящие пути в литературе. Это дело проверенное. Морские писатели должны быть солеными, опытными моряками, их кругозор должен быть весьма широким».
Ах, как долго шли к нему эти добрые и такие нужные слова! И как непросто было теперь воспользоваться ими!.. К. этому времени Голованов был вынужден демобилизоваться. И хотя продолжал корреспондентскую деятельность и даже выходил в высокие полярные широты на атомоходе «Ленин», морская служба осталась позади. Да и многолетняя газетная работа успела сказаться на его стиле, почерке, на отношении к слову. Ведь он уже давно не помышлял о литературе.
Фактически все требовалось начинать заново — вторая писательская молодость пришла к нему после сорока. Но так много пережитого и увиденного осталось в памяти и душе, такая вера в свои силы, такое упорство и целеустремленность были привиты ему еще с юношеских, «спецовских» лет, что отставной капитан 3-го ранга решительно взялся за перо. Он заново перечитал и «перепахал» рукопись той, самой первой повести. И одновременно приступил к повести «Матросы Наркомпроса», видя в том самый первый, самый большой долг перед своим поколением. Над темой этой повести К… П. Голованов продолжает работать до сих пор.
Разумеется, читатель сам отыщет ключ к этой книге, составит мнение о ней.
Кого-то захватит ее романтический пафос и озорной добрый юмор, кто-то увлечется непростой историей становления воссозданных здесь юношеских характеров, в которых причудливо сочетаются откровенное мальчишество, самолюбие, жажда знаний, мечта о кораблях и океанах, возрастающее сознание своей ответственности перед народом и временем. Здесь дружат и влюбляются, ссорятся меж собой, «воюют» с нелюбимыми преподавателями и тянутся к тем, кто умеет творчески-вдохновенно передать свои знания. Очень сложные отношения складываются и в преподавательской среде — вынужденный «симбиоз» штатской, «наркомпросовской», и военно-морской педагогики порождает многие неожиданные проблемы и конфликты, разрешать которые приходится на ходу, нащупывая непривычные методы работы, двигаясь по нехоженым тропам. И все это развертывается в тревожной, грозовой атмосфере надвинувшейся в упор войны.