Выбрать главу

Фредриксон всем телом навис над лицом Фишера, заставляя молчать и удерживая его плечи и руки.

Шеллер вонзил лезвие в пенис Фишера. Фишер закричал, но Фредриксон своим весом старался сдержать его метания. Обдав Шеллеру руки и грудь, кровь и моча заструились по лезвию ножа. Вдоль гладкого лезвия Шеллер вставил временный катетер в разрез и быстро выдернул нож. Моча побежала по катетеру, заливая Фишеру ляжки и пах, наполнила палатку горячим запахом, полилась в грязь, залила нейлоновые подстёжки плащ-палаток под телом Фишера.

– Чёрт подери, чёрт подери! Ох, мать же твою так! – кричал Фишер, но каждое 'мать твою' звучало слабее предыдущего по мере того, как слабел напор истекающей мочи, покуда не осталось лишь неровное дыхание Фишера да тяжёлые вздохи Фредриксона и Шеллера.

Фишер прервал молчание: 'Что бы я сказал, если б это было кино?'

Фредриксон замотал головой и выдавил смешок: 'Дерьмо, Фишер', – сказал он. Шеллер, всё ещё тяжело дыша, просто кивнул Фишеру.

Фишер поморщился и сделал нетвёрдый вдох. Он задержал воздух, затем разом выдохнул и, повернув голову на бок, поглядел на земляной пол палатки: 'Ну и бардак'.

Шеллер кивнул: 'Да, бардак изрядный', – сказал он. Его всего залило кровью и мочой. Он бросил быстрый взгляд на Фредриксона, который в ответ едва заметно кивнул. Затем Фредриксон внезапно всем телом навалился на Фишера. Старший санинструктор застал Фишера врасплох и быстро проткнул пенис снова, на сей раз чтобы проколоть пиявку и убить её.

Фишер взбрыкнул бёдрами вверх и заорал: 'Господи боже, санитар, какого дьявола?' Фредриксон удерживал его почти всем телом, чтобы не двигался.

– Прости, – сказал Шеллер. Кровь из разбухшей пиявки стекала по плоскости ножа. Он вытащил нож и глубоко вздохнул. Тёмная кровь сочилась из второго разреза, смешиваясь с более светлой кровью и мочой из первого.

Шеллер сел на свои ляжки, поджав колени.

– Закончили, вашу мать? – спросил Фишер.

Шеллер утвердительно кивнул.

Маленькая палатка, наполненная тремя молодыми людьми, светом свечей и запахом тёплой мочи, погрузилась в тишину.

Они услышали, как снаружи закричал ФАК-чувак, авиационный наводчик: 'Давайте его в зону высадки! Птица на подлёте!'

– Что теперь? – спросил Фишер.

– Не знаю, – ответил Шеллер. – Отвезут в медсанчасть 'чарли'. Обычные ремонтные работы. Здесь же главная проблема – инфекция. Раз на то пошло, неизвестно, что можно занести с пиявкой или ножом.

– Нет, я имею в виду… – Фишер заколебался. – Потом, понимаешь? Дома…

ФАК-чувак просунул голову меж полами плащ-палаток: 'Я сажаю грёбаную вертушку. Тащите его наверх, в зону высадки. Какого хрена ждёте?' С рацией на спине, он побежал обратно, в темноту, переговариваться с пилотом.

Шеллер откатился в сторону, когда ввалились Фитч с Хоком и взялись за носилки. Воспользовавшись заминкой, он ничего не ответил Фишеру. Как поведут себя ткани разреза? Инфекция? Не перерезал ли он сосуды, о которых даже не знает? Он честно не знал, что случится, и полностью сознавал, что мог обречь Фишера не только на бездетность, но и на импотенцию.

Меллас наблюдал, как тени заскользили вверх по склону. Знакомые постукивания, словно водили по стиральной доске, вполне могли быть услышаны в долине под ними, когда вертолёт держал высоту, скользя между верхушками деревьев и низким облачным покровом. Вдруг открыл огонь 12,7-мм пулемёт СВА. Почти сразу ему ответили два пулемёта с вертушки, вслепую посылая пули в темноту джунглей в попытке подавить огонь. Вертолёт вынырнул из темноты и хлопнулся на посадочную площадку; тут же выскочил его командир и закричал морпехам тащить носилки на борт. Кэссиди, Хок, Фитч и радист побежали с носилками через площадку и вскочили на борт вертушки, а воздух разрывался от треска пролетающих пуль. Меллас припал к земле, благодаря судьбу за то, что оказался скрыт от огня краем площадки. Вертолёт начал подниматься ещё до того, как четыре носильщика успели выскочить. Он уже совсем поднялся в воздух, когда последняя тёмная фигура спрыгнула на землю и помчалась с площадки.

Призрачный корпус вертолёта слился с темнотой, вместе с ним растворилось в ночи слабое мерцание его приборной панели. Стрельба прекратилась. Меллас приподнялся и заглянул внутрь палатки КП. Над теперь пустым уже местом с ножом в руке, весь облитый мочой и кровью, стоял на коленях старший санитар. Он одновременно и плакал, и молился.