Глаза Хока на миг сфокусировались, и он изобразил крестное знамение. 'Отпускаю тебе', – сказал он заплетающимся языком. Глаза его снова разбежались. Меллас поблагодарил улыбкой, и они с Хоком чокнулись. Меллас секунду смотрел в пустой стакан, а потом уронил его на пол. Стакан разлетелся на куски. Он взял полный стакан и, подняв его над головой, сделал полный оборот. Потом, окунув три пальца в виски, он начал торжественно и церемонно смазывать им товарищей, распевая: 'Dulce et decorum est pro patria mor-r-i. Dulce et decorum est pro patria mor-r-i'.
Хок встал на колени и высунул язык. Маккарти торжественно возложил на него кусочек крекера. Он взял обеими руками стакан с виски и стал медленно поливать голову Хока. Виски заструилось по лицу Хока. Маккарти перекрестил голову Хока и пропел: 'Во имя полковника, и Третьего, и праздного Кон-н-нгресса!'
Хок стоял на коленях, высунув язык, и ловил янтарную жидкость, капавшую с лица. Маккарти сложил пальцы в знаке V – знаке мира – и, высоко подняв руки над головой, медленно повернулся. Он произнёс молчаливой толпе: 'Мир. Мир мой даю вам'. Затем, соединив большой и два соседних пальца, держа руки над головой, он сделал полный оборот, говоря: 'Избавь нас от всякого зла и даруй нам мир во всякий день'. После этого он взял пустой стакан, посмотрел на него секунду и – шваркнул им о стену. Хок, заваливаясь назад, растянулся на полу, разбросал ноги и пьяно уставился в потолок.
– Эй, Джек, – сказал Гудвин, – вечеринка становится слишком, мать её, благочестивой.
В комнатке Кэссиди они пустили по кругу пиво. Они ощущали близость, которая возникает от разделённости, как при передаче трубки мира. Хок рассказывал о своей прекрасной скво. Она написала ему письмо и сказала, что у неё новый парень и что она больше не может ему писать, потому что она против того, что он делает. Вся пятёрка выпила за её крепкое здоровье и нравственный стержень. Меллас определённо мог утверждать, что Хок невероятно страдает, но Хок не подавал вида и пил наравне со всеми, как бы подтрунивая над окончанием отношений.
Наконец, пиво кончилось; Гудвин, Мэрфи и Маккарти ушли, чтобы поспать пару часов перед выходом на задание. Хок с Мелласом остались одни. Меллас сильно устал, голова кружилась. Он хотел спать, но понимал, что это последний вечер перед тем, как новые формальные отношения добавят свой пласт осложнений. Завтра Хок станет шкипером, а Меллас – его заместителем.
Они катали пустые пивные банки в смущённом молчании. Наконец, Меллас легонько кинул банку в Хока и сказал: 'Страшно тебе возвращаться в лес?'
– Почему ты решил, что я, блин, пьян?
Немного помолчали.
– Я рад, что ты получил роту, Тэд. Если б я её получил, случилась бы катастрофа.
Хок улыбнулся и покачал головой: 'Меллас, тупица, у тебя не было шанса её получить. Ты всё такой же салага'.
Меллас улыбнулся и согласно кивнул головой: 'Угу, но всё равно это была бы катастрофа'.
– Чёрт побери, Меллас. Где-то через месяц ты станешь первым лейтенантом, через несколько месяцев после этого ты станешь дембелем и всё, чего тебе захочется, это отправиться домой. То есть вот тогда тебе и предложат роту, когда ты больше не будешь её хотеть. Но лучшего выбора не будет, поэтому ты её примешь. И ты станешь лучшим выбором.
Меллас рассмеялся, довольный и смущённый похвалой. 'В любом случае, мне будет приятно работать с тобой. Как бы то ни было, я бы всерьёз задумался об открытии грёбаного бара вместе с тобой, если нам удастся вернуться в Мир. – Он фыркнул. – 'Блиндаж'. Я бы разрешил ветеранам смотреть на посетителей через односторонние зеркала'.
Хок откинулся и улыбнулся в потолок палатки. Потом, вдруг протрезвев, выпрямился: 'Это глупая фантазия, Меллас. По крайней мере, на восемнадцать лет'.
– О чём ты говоришь?
– Я записался в кадровые.
– Нет.
– Да, – сказал Хок. Он старался казаться беспечным. – Обернулся в пурпур и золото Корпуса морской пехоты.
Меллас промолчал.
Хок подыскивал верные слова, глядя на смятую пивную банку, а не на Мелласа. 'Знаешь? Чёрт. Я не знаю, каким хером заниматься, если вернусь на родину. Ты другой. Ты поступишь в юридический колледж или ещё куда и поднимешься на самый верх. А я? Чёрт. Здесь хорошие люди. Малвейни, Коутс, Кэссиди. Даже Стивенс. Он старается. – Он посмотрел на Мелласа. – Добрые ребята. Хорошие офицеры'.
– Если б не бросил в тебя сраной банкой, предложил бы за тебя тост. – Меллас лёг на койку и уставился в складки палатки над собой, наблюдая за игрой теней от одинокой свечки. – Мэрфи прав. Войскам приходится ещё хуже, если хорошие парни не остаются.