Они с Гамильтоном остановились перед помкомвзвода Бассом, который мок под дождём, сидя на корточках перед палатками и готовя себе кофе в дрянной банке, поставленной над горящим куском пластита С-4. Пластит шипел и распространял в воздухе резкий запах, но это было лучше, чем разъедающая глаза вонь стандартных триоксановых таблеток сухого горючего. Бассу был двадцать один год, шёл второй срок его службы. Он опорожнил несколько маленьких пакетиков с кофе из сухпайка в кипящую воду и заглянул в банку. Рукава его служебной куртки были аккуратно подвёрнуты чуть ниже локтей, открывая большие мускулистые руки. Наблюдая, как он помешивает, Меллас прислонил винтовку М-16, которую одолжил у Басса, к бревну. Бассу не пришлось долго уговаривать Мелласа, чтоб доказать, как глупо полагаться только на табельный пистолет 45-го калибра, который корпус морской пехоты считал достаточным для младших офицеров. Меллас снял мокрые бандольеры и бросил на землю: по двадцать магазинов, набитых двумя рядами патронов. Затем избавился от плечевых ремней и бросил их в грязь вместе с нацепленными на них пистолетом, тремя пластиковыми фляжками по кварте каждая, пистолетными патронами, ножом, повязками для остановки кровотечения, двумя ручными осколочными гранатами М-26, тремя дымовыми шашками и компасом.
Глубоко вздохнув от облегчения, он наблюдал за кофе; его запах напомнил ему всегдашний кофейник на маминой плите. Он не хотел проверять оружие взвода или чистить своё. Хотелось чего-то тёплого, а потом – лечь и уснуть. Но наступали сумерки, и времени не оставалось.
Он расстегнул стальные пружины подвязок, прижимавших концы брюк к ботинкам и защищавших от пиявок. Трём пиявкам, однако, удалось забраться на левую ногу. Две ещё висели; там же, где наливалась и отвалилась третья, осталась тонкая полоска засохшей крови. Меллас нашёл её в носке, вытряхнул на землю и наступил, наблюдая, как из тельца прыснула его собственная кровь. Он взял репеллент и брызнул на двух болтавшихся на коже пиявок. Скрючившись от боли, они отпали, оставляя после себя медленные струйки крови.
Басс подал ему кофе в банке из-под фруктового коктейля и налил другую для Гамильтона, который свалил рацию перед их с Мелласом палаткой и уселся на неё. Гамильтон принял кофе, поднял банку в тосте в сторону Басса и обхватил её ладонями, согревая пальцы.
'Спасибо, сержант Басс', – сказал Меллас, старательно произнося вполне заслуженное звание Басса, зная, что его расположение имеет решающее значение. Он сел на мокрое гнилое бревно. Басс доложил, что произошло, пока Меллас был в дозоре. Передовой авиационный наводчик роты, ФАК-чувак, опять не смог посадить сквозь тучи вертолёт подвоза припасов, так что шёл уже четвёртый день без пополнений. По-прежнему не было ясности по поводу произошедшей накануне перестрелки между ротой 'альфа' и подразделением СВА неизвестной численности в долине перед ними, но слухи, что застрелили четверых морпехов, уже подтвердились.
Меллас сжал губы и сильней сомкнул зубы, сдерживая страх. Он не мог оторвать взгляда от покрытых тучами хребтов, что в четырёх километрах от них тянулись на север Вьетнама. Там лежали четверо погибших в бою, четыре мёртвых паренька. Где-то там, в серо-зелёной неизвестности, рота 'альфа' только что вляпалась в дерьмо. Наступал черёд роты 'браво'.
Это означало, что подходит его очередь, приближается нечто, бывшее лишь вероятностью, когда по окончании средней школы он вступал в ряды морской пехоты. Его внесли в особую программу по подготовке кандидатов в офицеры, которая позволяла посещать колледж, летом тренироваться и получать столь необходимую стипендию, и он воображал, как восхищённые окружающие, которые со временем станут его избирателями, будут говорить, что он бывший морской пехотинец. На самом же деле он никогда не мнил себя участником боёв в войне, которую, как считали все его товарищи, и вести-то не стоит. Когда на первом году обучения морпехи высадились в Дананге, ему пришлось раздобыть карту, чтобы отыскивать на ней, где он находится. Он хотел попасть в авиационное крыло морской пехоты и служить авиадиспетчером, но каждый поворот в административном продвижении, каждое звание в колледже, в школе основной спецподготовки, а также нехватка пехотных офицеров, неумолимо привели его к тому, кем он сейчас был: к настоящему офицеру морской пехоты, командующему настоящим стрелковым взводом морской пехоты и – напуганному почти до беспамятства. Ему пришло в голову, что из-за желания выглядеть молодцевато при возвращении домой с войны он может вообще домой не вернуться.