Ванкувер и Шулер, меняясь, наполняли мешки: один держал горловину мешка, другой кидал в него лопатой липкую глину. Для Ванкувера каждый мешок был просто мешком – один наполненный мешок сменялся следующим. Маленький инструмент обжигал его волдыри и раны. Он видел, как кровь и гной от тропической язвы на пальцах и запястье разбавляются грязью и дождевой водой. Время от времени он останавливался, чтобы обтереть руки о штаны, даже не думая, что ему в них ещё спать. Постепенно вскоре всё слилось в единый сальный состав, смешавшись с мочой, которую он не мог полностью удержать, потому что продрог, со спермой от последнего эротического сна, с какао, пролитым за день до этого, с соплями, которые обтирал о штаны, с гноем из язв на коже, с кровью лопнувших пиявок и со слезами, которые утирал украдкой, чтобы никто не видел его тоску по дому. За исключением своего роста и той роли, которую он на себя принял – или которую приобрёл, Ванкувер ничем не отличался от любого другого подростка во взводе. Он знал, что эта роль ободряет остальных, и должен был признать, что ему нравится её играть из-за того, что она давала его товарищам и ему самому. Ему нравилось уважение – чёрт, да он был почти знаменитостью. Но он полностью сознавал, чего оно стоило. Становиться в голове колонны страшило его всякий раз, и всякий раз что-то толкало его встать в голове.
Бройер подсчитал, что ему хватит шестнадцати небольших брёвен, чтобы закончить блиндаж. Он встал не колени перед первым бревном и прищурился сквозь очки, не имея охоты начинать. Его рука опухла. Он поранил её о 'бритвенную траву' двумя днями ранее, и в рану попала инфекция. Он ходил к санитару, но Фредриксон смог только помазать её какой-то красной дрянью да выдать немного дарвона, чтобы унять боль. Когда он брался за рукоятку ножа, то от боли хотелось сунуть ладонь подмышку и утолять боль теплом своего тела.
Он рубанул по бревну ножом. Боль была ужасная. Оставив лишь маленькую царапину, нож отскочил от твёрдой древесины. Он уставился на царапину. Он взялся за нож левой рукой и попробовал снова. С левой рукой он был беспомощен: нож просто отскакивал от дерева вместо того, чтобы врезаться в него.
– Нужно разозлиться на него, – сказал Янковиц, неожиданно появляясь из-за спины. – Вот так. – Он взял нож из рук Бройера и с проклятиями набросился на бревно. Опять и опять он сыпал удары по дереву большим ножом, выкрикивал скверные слова. От дерева летели мелкие щепки. Вдруг Янк остановился и улыбнулся. Он метнул нож в бревно, нож воткнулся и завибрировал. – Восемь паршивых дней до встречи с Сюзи в Бангкоке, – сказал он. И пошёл по линии окопов дальше.
Когда второе отделение вернулось из дозора, Джейкобс немедленно отметил, как сильно оно отстало в постройке блиндажей, хотя лейтенант Меллас и сержант Басс обещали ему, что отделения, не вышедшие на патрулирование, будут работать одинаково усердно по всему сектору взвода. Пулемётная позиция Хиппи, однако, уже имела вокруг себя начало стенки, а также несколько довольно кривых стволов, от которых, как предположил Джейк, отказались другие отделения. Он устало уселся в грязь и свесил ноги в окоп.
Хиппи снял очки в тонкой металлической оправе и протёр рубашкой. Он поднял их навстречу дождю и посмотрел сквозь стёкла. Вернул их на нос и, морщась, медленно снял ботинки. Он осторожно стянул мокрые носки с бледных и распухших ног.
– Неважно выглядят, – сказал Джейк.
Хиппи хмыкнул. Он помассировал ступни. 'Вот так'. Он растирал их несколько минут, потом, кривясь, снова надел ботинки и начал разбирать пулемёт, чтобы вычистить грязь и траву.
Джейку отчаянно хотелось, чтобы вернулся Фишер, но Фишер уехал. Очень просто – увезён, и вот теперь он болтает ногами здесь, на пулемётной позиции Хиппи, все устали, грёбаный дождь хлещет по земле, его отделение без блиндажей и осталось всего два дня на их устройство.
– Никто сегодня ни хрена за нас не сделал, – сказал Джейк. Он пнул по стенке окопа, и ком грязи плюхнулся в воду. Он увидел, как из сектора Шулера к ним приближается лейтенант Меллас.
Меллас присел на корточки возле окопа: 'Подумал: избавлю-ка тебя от необходимости тащиться в гору, чтоб доложить мне о результатах'.
Джейк отметил про себя, что Меллас весь в грязи и утомлён, и ему сделалось приятно от мысли, что лейтенант тоже работает в окопах. 'Нечего докладывать, сэр. Ничего кроме дождя и грёбаных джунглей'.