– Никаких следов? Ничего?
– Вы же бывали там. Ничего.
Дождь вдруг накрыл их сплошной пеленой. Крохотными водопадами вода побежала с каски Джейку на нос и за шиворот. Джей смотрел на линии окопов. 'Я вижу, сегодня много потрудились над нашими блиндажами, сэр'.
Меллас быстро оглянулся: 'Делали всё, что могли. Поскольку были заняты, а вы, ребята, свинтили на прогулку по парку'.
Хиппи клацнул на место затвор пулемёта, заставив вздрогнуть и Джейка, и Мелласа. 'Скажите мне, лейтенант, – сказал Хиппи. – Просто скажите мне, где здесь находится золото'.
– Золото? – оторопел Меллас, но Джейк понял, что Хиппи борется с чем-то глубоко засевшим внутри. Он видел, как ходят желваки Хиппи, пытающегося скрыть досаду и усталость.
– Да, золото, паршивое золото, или нефть, или уран. Что-нибудь. Боже, хоть что-нибудь, ради чего мы здесь толчёмся. Что-нибудь, и тогда мне станет понятно. Просто немного сраного золота, чтобы всё это имело смысл.
Меллас не ответил. Он долго смотрел на джунгли. 'Не знаю, – наконец, сказал он. – Хотел бы я знать'.
– Вот именно, – сказал Джейк. Он упёрся прикладом винтовки в землю и встал на ноги.
Меллас поднялся вместе с ним. 'Послушай, Джейк, знаю, что трудно, но ещё осталось время до заката. Перекуси и прикинь, нельзя ли до темноты наполнить хоть несколько мешков для оснований под перекрытия'.
Джейк тупо посмотрел на Мелласа, стараясь уразуметь. Не сказав ни слова, он повернулся, чтобы передать приказ командирам огневых групп.
Свет угасал, и на позициях становилось тише по мере того, как рота переходили на вечернюю боевую готовность. Вилльямс и Кортелл, которые трудились по соседству с Джонсоном над собственным блиндажом, при догорающем свете чистили винтовки М-16. Эти двое были неразлучны с самого прибытия в страну. Невысокий Кортелл, командир второй огневой группы Янковица, если б лучше кормили, был бы округлым. Из-за лёгкой залысины он выглядел старше своих девятнадцати. Вилльямс, высокий и стройный, с большими фермерскими руками, был почти полной физической противоположностью Кортеллу. Общим для них, помимо корпуса МП и восьми месяцев на войне, была работа на ферме, хотя для одного это был хлопок в дельте Миссисипи, а для другого – коровы-герефорды и сено.
Кортеллу нравился парень из Айдахо. До вступления в корпус МП Кортелл никогда не разговаривал с белыми парнями иначе, как извиняясь или по делу. Даже в лагере начальной подготовки в те короткие минуты, когда морпехам дозволялось личное время, белые и чёрные в основном кучковались только друг с другом. И вот теперь они здесь. Он никак не мог привыкнуть к этому, всё ждал, что Вилльямс однажды откажется сидеть с ним рядом или вдруг сорвётся на него безо всякой веской причины. Но Вилльямс никогда не делал ничего подобного. Сегодня, однако, Кортелл чувствовал, что Вилльямс какой-то другой – нет, не опасный, не злой, – но какой-то смущённый и нерешительный. И он рискнул.
– У тебя что-то на уме, Вилл?
Вилльямс поднял спусковой механизм для осмотра.
– Да, но…
– Что – но?
– Я не знаю.
Кортелл ждал. Он знал, что подчас лучше всего ждать.
– Понимаешь, я знаю, что и Кэссиди, и Ридлоу, и Басс постоянно цепляются к вам с этим. Но… то есть, я думаю, вы ведь так и поступаете. Я имею в виду, что вы собираетесь. На ВБВ вы всегда ходили сами по себе. Даже здесь ты всегда зависаешь с Джексоном и другими неграми.
– Мы больше не негры, – мягко прервал его Кортелл.
– Ну, кем бы вы ни были. Я хочу сказать… что это дерьмо ни к чему вас не приведёт.
Кортелл аккуратно вставил ствол М-16 на место. 'Клянусь, вы думаете, что мы там занимаемся вуду или чем-то таким. Замышляем заговор чёрной власти'.
– Не знаю, – сказал Вилльямс. – Я там не бываю.
– Что ж, не хотел тебя расстраивать, тупая ковбойская задница, но мы даже не помышляем о белых людях, когда сходимся. – Кортелл выдал характерный смешок. – Ты слышал когда-нибудь историю о гадком утёнке?
– Может, я из Айдахо, но наши мамки тоже рассказывают нам сказки. – Он направил ствол винтовки в сторону угасающего света и, выискивая нагар, заглянул в него с обратной стороны. Довольный, он принялся её собирать.
– Хорошо. Ты знаешь Иисуса, – сказал Кортелл. – Он разговаривал притчами. Знаешь, почему? Потому что когда ты говоришь притчами, то слушатель приходит к правильному ответу, а не к тому, что, как думает говорящий, является правильным ответом. Следишь за мной?
Вилльямс кивнул.
– Клянусь, ты думаешь, что это рассказ о некоем гадком малом, который никому не нравится, потому что он страхолюдный малец, а потом он вырастает и уже совсем не гадкий, потому что он и не утка. Он лебедь. Вот так-так! И конечно все лебеди белые, а все утки тёмные, но я б не сунулся с такой проповедью.