Наиболее видным противником теории относительности в нашей стране стал профессор физического факультета Московского университета А. К. Тимирязев (1880—1955). Вместе с ним был известный электротехник академик В. Ф. Миткевич (1872—1951) и еще ряд физиков, философов и журналистов. Когда противники новых идей исчерпывали физические и полуфизические доводы, они переходили к нефизическим (или даже антифизическим). Естественно, предпочитали брать на вооружение доводы, наиболее сильные в данных социально-культурных обстоятельствах. Когда общественная жизнь определялась противостоянием социально-экономических укладов, наиболее сильные нефизические аргументы относились к сфере философии и политики.
Не следует, однако, думать, что взаимодействие физики со сферой идеологии имело только недоброкачественный характер и проводилось только ретроградами от науки, выжившими из творческого возраста. Пик философских дискуссий по теории относительности, например, приходится на вторую половину 20-х годов, и уже тогда было, в сущности, выработано философское отношение к науке, принятое в наше время. Уже тогда было осознано, что научная теория не может противоречить подлинно научной философии, а выводы теории относительности вполне соответствуют диалектической взаимосвязи пространства, времени и движения [263, 177].
В советской науке быстро рос удельный вес молодежи. В науку устремился поток молодых людей из социальных слоев, отгороженных ранее от нее высокими барьерами. Обычное для периодов спокойного развития науки влияние маститых «геронтов» и устойчивой иерархии существенно ослабло. С этими процессами был сопряжен стремительный переход российской науки из положения далекой провинции на мировой уровень.
Бурлящая идеологическая атмосфера и осознание ответственной социальной роли науки побуждали молодых ученых к «идеологизации» науки в гораздо большей мере, чем это обычно для нашего времени.
И тональность цитированного предисловия редакции к статье Бронштейна была нередкой для того времени. Например, в номере «Научного слова» со статьей Бронштейна, в разделе «Из жизни науки», была помещена пространная декларация, подписанная молодыми математиками (Л. А. Люстерником, Л. Г. Шнирельманом, А. О. Гельфондом, Л. С. Понтрягиным), с призывом к радикальной перестройке Московского математического общества, перед которым ставились, в частности, задачи «сблизить кадры математиков с пролетариатом, бороться за марксистское революционное миросозерцание в вопросах математики, за освобождение советской науки от идеологического плена буржуазной науки».
А в 1935 г. в «Известиях» появилась статья Л. Д. Ландау под названием «Буржуазия и современная физика». В этой статье обличалось влияние буржуазной идеологии на физиков Запада; Эддингтон и Джинс были в запале названы «физиками средней руки, чьи научные работы не слишком значительны»; под горячую руку досталось даже Бору [215].
Такая идеологическая активность вызывалась не только энергией социального переустройства, высвобожденной революцией. Само развитие физики, прежде всего освоение теории относительности и квантовой теории, связанная с ними грандиозная перестройка фундамента и переосмысление всего здания физической науки обусловили повышенное внимание к вопросам методологии и философии физики в 20—30-е годы. Это было отличительным знаком времени и проявлялось в разных формах: в передовых статьях УФН, в том, что в составе ЛФТИ был самостоятельный отдел методологии физики, а на пленарном заседании одесского съезда физиков был поставлен большой доклад Б. М. Гессена, посвященный методологическим вопросам квантовой физики, взаимосвязи физики и философии.
Состояние фундаментальной теоретической физики того времени (физики квантовой, релятивистской и особенно квантово-релятивистской) было таким, что методологический анализ и соответствующие выводы стали неизбежной — явной или неявной — составляющей размышлений физика над «сокровенными тайнами природы». И Бронштейн вовсе не был склонен обходить тогдашние острые методологические углы физики. В его книгах и статьях, даже ранних, можно найти проницательные замечания и выразительные формулировки, которые, как указывают историки философии [178], стали заметным вкладом в анализ методологических уроков, преподанных физикам их революционно обновлявшейся наукой. И его статью в «Научном слове» нельзя было упрекнуть в недостаточном внимании к методологическим вопросам, которые ставило развитие физики.