— А помнишь, я тебе сказал: «Будет лук, да не для твоих рук»? Так оно и вышло. Не надо было выше рук дерево ломить. Не послушался меня — теперь деваться некуда… А о луке ты не печалься. Завтра, как придем, скажи: «Я думал, у вас богатырский лук, а тут бабья забава. Может, кто из моих слуг не побрезгует, а мне в том чести мало».
— Ох, Матвеюшка Пепельной, неужто ты можешь с таким луком совладать?
— Как-нибудь да справлюсь.
Развеселился царь:
— Дайте поскорее всей команде по чарке вина, а Матюше Пепельному две чарки ставлю.
Выпил и сам на радости и захмелел:
— Ах, и до чего же хороша невеста! Всем взяла: и ростом, и дородством, и угожеством. Вот женюсь — и краше царицы, чем моя Настасья Вахрамеевна, на всем свете ни у кого не будет. А тебе, Матюша Пепельной, отпишу во владенье город с пригородками.
Слушает Матюша Пепельной хмельную речь, усмехается.
Наутро все опять отправились к Вахрамею во дворец. А там народу полным-полно.
На красном крыльце сидят царь Вахрамей да Настасья Вахрамеевна, на ступенях пониже — князья да бояре.
Девять богатырей лук несут, а три богатырки — колчан со стрелами.
Встречает сватов царь Вахрамей:
— Ну, нареченный зятюшка, принимайся за дело.
Поглядел жених на лук и говорит:
— Да что вы надо мной насмехаетесь! Вчера ребячий меч принесли, сегодня — какой-то лучишко, бабам для забавы, а не богатырю стрелять. Пусть уж кто-нибудь из моих слуг, кто послабее, выстрелит, а мне и глядеть-то противно. Поди-ка хоть ты, Матюша Пепельной, потешь народ.
Натянул Матюша Пепельной тетиву, прицелился и спустил стрелу.
Запела тетива, загудела стрела, будто гром загремел, и скрылась из виду.
— Уберите-ка этот лучишко с глаз долой: эта забава не для нашего царя.
И кинул лук на каменный настил, да так, что от него только куски полетели в разные стороны.
Настасья Вахрамеевна руками всплеснула и ахнула.
Зашумел народ:
— Вот так сваты-молодцы! Эдаких еще у нас не бывало.
А царь-жених похаживает, бороду разглаживает, на всех свысока поглядывает.
— Эко ли чудо, эко ли диво тот ребячий лук! Царство у вас хоть и веселое, да уж больно маленькое, и народ, видать, хороший, приветливый, только жидковат против нашего.
Тут царь Вахрамей всех сватов во дворец позвал:
— Проходите, сватушки, в горницу хлеба-соли отведать, а той порой, глядишь, и гонцы из Берендеева царства воротятся.
Столованье еще не кончилось, как прискакали от Берендея гонцы.
— Попала стрела прямо в старый терем и сшибла весь шатровый верх, а из людей никому урону нет.
Говорит царь Вахрамей:
— Ну вот, теперь вижу, есть у Настасьи Вахрамеевны сваты в ровню ей: и мечом богатырским умеют сечь и стрелять горазды. Спасибо, утешили невесту и меня, старика, и весь народ мой. А теперь не обессудьте, гости дорогие, за угощенье: то не свадебный пир, а пирушка, — свадебный пир еще весь впереди. Ступайте сегодня отдыхать, а завтра последнюю задачу станешь, нареченный зятюшка, исполнять. Есть у меня конь. Стоит на конюшне за двенадцатью дверями, за двенадцатью замками. И нет тому коню наездника. Кто ни пробовал ездить, никого в живых конь не оставил. Вот надо того коня объездить, тогда будет на ком жениху под венец ехать.
Услышал Вахрамеевы речи царь-жених и сразу притих, стал прощаться:
— Спасибо, ваше величество, за угощенье, надо нам торопиться, засветло на корабль попасть.
— Отдыхай, отдыхай, набирайся сил — эдакого чертушку надо будет завтра усмирять, — сказал царь Вахрамей.
Спустились гости в гавань и только отвалили от берега, заговорил царь-жених:
— Поторапливайтесь, ребятушки, гребите дружнее. Поскорее надо на судно попасть да ночью прочь уходить. Вахрамей мягко стелет, да жестко спать: что ни день, то новая беда. Понадобилось ему бешеного коня объезжать!
А Матюша Пепельной ему:
— Помнишь ли, ваше величество, как я тебе говорил: «Будет конь, да не тебе на нем ездить»? Опять по-моему выходит. А убегать из-за этого не надобно. Завтра ты скажи: «Сядь-ка, Матюша Пепельной, попытай коня, сдержит ли богатыря» — и после меня уж сам спокойно садись.
— Ну, а как он, такой зверь, да убьет тебя! Тогда ведь и мне смерти не миновать.
— Не бойся ничего, — я коня усмирю.
— Ну, Матюша Пепельной, век твоих услуг не забуду! Был ты водовозом, а теперь тебя жалую царским воеводой. Отпишу тебе три города с пригородками, три торговых села с приселками.
А сам по палубе щепетко ходит[1], покрикивает: