Резак срабатывает, металлические ошметки сети отпустили несостоявшуюся жертву. Теперь бегом в дверь. Дроны не станут срывать злость на маме - этим они лучше живых, нет эмоций, гнева, желания причинить боль. Слуховое окошко, пожарная лестница. Металлические шаги за спиной - “Вы арестованы, прекратите сопротивление”. Лестница вздрагивает - дрон пробует ее на прочность, он тяжелее человека раза в два. Последний рывок - Новенький втаскивает себя на крышу. За спиной с дребезгом рушится кусок ржавого металла. Лестница не выдержала. Над Новеньким серое небо, по которому растекается красным надпись - “Уровень пройден”.
Когда Новенький стащил шлем то понял, что взмокшая челка прилипла ко лбу. Он вытерся рукавом и осмотрелся. Стая отвлеклась от экрана, на котором застыла картинка с крышами, уходящими к горизонту. Хатхи преувеличенно быстро то вынимал какие то проводки, то снова втыкал их в гнезда, и не смотрел ему в лицо. Я ошибся? В чем?
Кажется, он спросил это вслух, потому что Хатхи отозвался:
- Ни в чем. Отлично прошел. Это так... вспомнил кое-что.
Все вкладывали в Неокортекс свое пережитое, часто именно то, что привело их в Стаю. Хатхи тоже.
И если честно - его модуль был подправленным воспоминанием. Не совсем настоящим.
Он так же сидел тогда перед вирт-экраном, в своей комнате, между разбросанными инструментами и деталями старого «железа», которым увлекался, собирал и пересобирал. Только дверь полицейским дронам открыли его родители. Потому что именно они и вызвали полицию.
За помощь в поимке хакерской группы, к которой принадлежал Толик Мальков, получивший в Стае имя Хатхи, обещали не только денежную премию, но и разрешение жить в Белой Зоне. Наверно, они уже переехали. Хатхи всегда был их разочарованием, но вот тут принес пользу.
В отличие от Новенького - и виртуального, и реального - Толик был толстым, смешным и неуклюжим. Но все же очень старая и шаткая пожарная лестница выдержала его, он не смотрел вниз и не сорвался. В голове отчаянно шебуршился неуместный смешок сквозь слезы «жить захочешь - не так раскорячишься», гремела под ногами крыша, и вся прошлая жизнь разом осталась позади.
А вот полицейского дрона лестница все же не выдержала.
Вслед ему Толик бросил свой телефон.
***
Багире часто снился заляпанный кровью белый халат. Вот он висит на спинке стула, вот его приносят и бросают ей в лицо. Можно бежать очень долго, но прошлое тащишь за собой, как собака привязанные к хвосту консервные банки.
Тогда она не носила именно что белый халат, они и остались, наверно, только в кино и на старых фото. У нее была розовая форма, свободная туника и брюки со смешными картинками. Она же работала с детьми.
Прежде чем надеть вирт-шлем, Багира закрыла глаза и какое то время настраивала дыхание. Стае не надо случайно видеть коридоры с зеркальными дверями, детей в больничных пижамах, бейдж - ключ и особенно - символику на каждом стекле, за каждым углом. Перед мысленным взором расплывалась пластиковая карта на шнурке с фотографией и черными буквами “Салимова Динара Рустамовна. Клинический ординатор. Допуск N”.
Модуль она помнила как кошмар, до последнего камня в той горе обломков, которую раскидала, прежде, чем вытащить из под завала самый главный осколок прошлого. Четыре, три, два, один, ноль. Теплый после Хатхи пластик коснулся лица. Щелкнула пластина, и улица на экране содрогнулась от взрыва.
***
Гарь забивалась в легкие, стоило попытаться выглянуть в... окно? Дыру в стене? Бетонные плиты скособочило, из обломков торчала арматура - надо же, у дома тоже есть кости. И их ломают.
Новенький огляделся. В желто-красном от мигающих снаружи фонарей и проблесковых маяков спецтехники облаке пыли можно было разглядеть большую комнату с упавшей на ковер люстрой, вспоротым поперек диваном, россыпью томов медицинской энциклопедии и аквариумом. Ошалело плавала кругами красная рыбина, подплывала к стеклу, и, тыкаясь в него носом, требовала срочной эвакуации.
- Уходи. Завал разроют - придут. Сюда. С собаками. Ты знаешь. Их.
Так, чтобы не было видно из покосившихся окон, на растянутом по полу покрывале лежал Акела. Глаза у него были прикрыты и говорил он медленно, тяжело, как сквозь сон.
Снаружи лязгало и пищало, работали экскаваторы. Механический голос в громкоговорителях призывал сохранять спокойствие. Рыба слов не понимала и билась в стекло по-прежнему.
Новенький сел на край одеяла рядом с Акелой, так ему было слышно, что он говорит, и видно часть улицы снаружи. Пока к их дому никто не бежал.