Глава 6
Как-то, перед самой войной, Малыш побывал с мамой в комнате смеха в Парке Кирова на Елагином острове. Там, в кривых зеркалах, дяди и тети вполне нормального облика превращались в уморительных уродцев. Худые становились толстыми. Толстые — худыми. Вот и сейчас он словно смотрел в такое зеркало и видел в нем две странные личности, что уставились на него из-за прозрачной, но чем-то замызганной стены. Обе личности были голыми — во всяком случае, так показалось мальчику, — темно-фиолетовая кожа их была обтянута ремнями, напоминающими сложную портупею. И у каждой на этой портупее висело что-то вроде кобуры. Одна личность была рослой и толстой, почти прямоугольной, другая — худой и низенькой. У худой были плоские, выпяченные губы и выпуклые глаза, как у лягушки. Лицо толстой личности состояло из сплошных складок, из-под которых сверкали крохотные глазки, числом четыре. Эти глазки буравили Малыша так, что у него мутилось в голове.
Он не знал, сколько прошло времени с той минуты, когда вихрь из голубого света и пыли втянул его в зияющую пасть чудовищного цветка. Да и что случилось после — не очень помнил. Кажется — свалился в какую-то вязкую, холодную, горькую на вкус жидкость. Барахтался в ней, стараясь остаться на поверхности, но его неумолимо тянуло на дно. В конце концов перестал бороться. Однако утонуть Малышу было не суждено. Стремительно закручивающаяся воронка увлекла его в прихотливо изогнутую трубу. В трубе этой он кувыркался целую вечность. Наконец силы оставили мальчика и он попросту заснул. А когда проснулся, увидел эти странные личности, пялящиеся на него из-за прозрачной стены. Нет, стена не была кривым зеркалом. Малыш убедился в этом, когда провел по ней ладонями. Стена была гладкой, теплой и ровной, и ничего не отражала. Правда, он тут же забыл о ней. Его поразили собственные руки. Пожалуй, такими чистыми они не были с начала войны. Ни черных полосок под обгрызенными ногтями, ни царапин, ни ссадин, ни цыпок — не изгвазданные грабки беспризорника, а розовые лапки довоенного детсадовца.
Мальчик даже забыл о толстом и тонком и принялся разглядывать себя. Худой, кожа да кости, но отмытый до блеска. И тоже — голый. Правда, без портупеи и кобуры. Пока он себя рассматривал — личности исчезли. Сквозь прозрачную стену виднелась другая, покатая, темно-фиолетового цвета и вся в каких-то пупырышках. Больше ничего интересного за стеной не наблюдалась, и Малыш стал осматриваться в помещении, в котором был заключен. Или — заточен. Ему впервые пришла в голову мысль, что загадочный летающий аппарат мог оказаться немецким самолетом секретной конструкции. В первые месяцы войны мальчика, как и других ленинградских пацанят, живо интересовала разнообразная военная техника, и наша, и вражеская. Особенно — самолеты. Даже когда фашистские стервятники появились в ленинградском небе, поначалу они выглядели нестрашными. По крайней мере, пацаны не боялись их, наоборот, спорили, а то и дрались из-за того, кто быстрее всех отличит «Хейнкель» от «Юнкерса», а «Юнкерс» от «Дорнье».
«Лодка-крейсер», кружащаяся над Старым рудником, ничем не напоминала крестообразные силуэты фашистских стервятников. Если и было в ней сходство с известными Малышу типами летательных аппаратов, то скорее уж — с дирижаблем. Могли фашисты отправить в Малые Пихты «цеппелин» с секретным заданием? Могли! Могли фашисты схватить советского паренька, будущего пионера, чтобы он не выдал их тайну? Могли… Значит, его будут пытать. И скорее всего — убьют. От этих мыслей Малышу стало совсем тяжко. Заплакать он не мог и поэтому лишь повалился на пол, обитый какой-то пористой, плотной и вместе с тем мягкой тканью. Лежать на ней было удобно, но лучше бы это были жесткие доски или холодная и шершавая металлическая палуба. Как назло, мягкая лежанка, розоватый свет из неизвестного источника, прозрачная, хотя и не слишком чистая стена настраивали на безмятежный лад. Навоображав себе всяких ужасов, пленник «секретного "цеппелина"» и не заметил, как снова уснул.
Проснулся Малыш оттого, что ему отчаянно хотелось писать. Не продрав глаз, он подскочил и кинулся к двери, но через несколько шагов со всего маху врезался в стену. От удара опрокинулся на спину и… обмочился. Как малолетка прямо. Он с ужасом представил, как сейчас детдомовские пацаны, которые спали на других казенных койках, поставленных в пустующем на лето классе, поднимут его на смех. От ужаса и стыда мальчик проснулся окончательно. Ни класса, ни пацанов. Все та же замызганная прозрачная стена, а за ней — другая, темно-фиолетовая, в пупырышках. И ровный розовый свет неизвестно откуда. Малыш приподнялся на локтях, отодвинулся, чтобы посмотреть на пятно, которое он, конечно же, оставил на покрывающей пол ткани. Пятна не было. Он не поверил своим глазам и попытался найти его на ощупь. А потом — и на запах. Не было пятна. Ткань впитала все, без остатка.